В преддверии бури (СИ) - Рудкевич Ирэн

— Отвечай на вопрос. Зачем пришли? Сколько вас? — оборотень зашёл грокхам за спину и приставил саблю к горлу второго стрелка. — Спрашиваю один раз.

— Верные найдут тебя, — огрызнулся тот, угрожающе оскалившись. — Тебя и твою шлюху. Мы пропустим через неё всех, а ты будешь смотреть. А потом вы оба сдохнете, медленно и мучительно. Нет, не в огне, что превращает тело в пищу для богов. Вас оставят на поживу пустынным псам, они…

Влад поднял на меня глаза — лёд и ничего кроме льда, — и медленно провёл лезвием вдоль незащищённого горла грокха. Не договорив, тот забулькал, на губах выступила кровавая пена. От лёгкого толчка в спину завалился вперёд, лицом уткнувшись в землю, и затих.

Разум затопила слепая волна ненависти столь чёрной, что самая глухая ночь не смогла бы потягаться с ней в непроглядности. Да кто они такие, чтоб вот так вот, по-хозяйски, приходить в чужую землю? Кто дал им право сжигать людей, превращая их в «пищу для богов»? Что это, в конце концов, за боги такие, что требуют человеческих жертв?!

Я шагнула к оставшемуся грокху, схватила жёсткие, курчавые волосы, оттянула, открыв горло.

— Говори, — мрачно приказала я. — Или ты хочешь сдохнуть, как твой дружок?

— Верные не страшатся смерти, — отхаркиваясь кровью, просипел тот. — Я воссоединюсь с богами грома и молний, ибо моя смерть будет достойна…

— Ты умрёшь в точности так же, — я с силой повернула его голову так, чтоб ему хорошо было видно тело второго лучника и медленно растекающуюся алую лужу под ним — земля не хотела впитывать отравленную злобой кровь. — И так же останешься лежать прямо на этом месте. На Закате тоже есть звери, что не побрезгуют человечиной.

Грокх осклабился окровавленным, лишённым половины зубов ртом.

— Боги примут меня, как героя, — упрямо прохрипел он.

Я подняла глаза на Влада. Оборотень молча покачал головой, шагнул вперёд, поднимая для удара саблю. Грокх задёргался, но лианы надёжно стягивали его тело. Рассекая воздух, свистнула сталь, коснулась открытой шеи, взрезая кожу.

— Надо было и вправду зверью скормить, — с сожалением произнёс оборотень, когда затихли предсмертные хрипы, и сплюнул брезгливо. — К дереву привязать и кровь пустить, чтоб по запаху нашли. Пусть бы тоже помучились, как те, которых они живьём жарят…

— И так найдут, — зло ответила я. — А заодно и похоронят… со всеми заслуженными почестями. Блаженного бы отыскать, ежели не обманывал крестьянин. Не зря ж ради него с этими сцепились.

Деревня встретила нас тишиной, какой никогда не услышать там, где живут люди. Не мычали коровы, не лаяли собаки. Не слышно было даже тихого шороха вездесущих мышей. Лишь ветер гонял по пустынным улицам пыль да прошлогоднее сопревшее сено.

— Эдак до вечера провозимся, — резюмировал Влад, обведя взглядом перекрестья улиц совсем не маленькой деревушки.

— Стало быть, и ночевать будем не в чистом поле, — заметила я, стараясь не думать о том, что грокхам, буде ещё один или несколько их отрядов окажутся неподалёку, может прийти в голову ровно такая же мысль.

— Тогда разделимся, — решил драконий оборотень. — Я осмотрю дома на этой стороне, а ты по другой.

Я согласно кивнула и направилась в первый дом.

Дверь отворилась со скрипом (видать, хозяин не особо рьяно следил за своим жилищем), впустив меня в полумрак просто и без затей обставленной горницы. Грубо сколоченный стол в середине, сундуки и лавки вдоль стен, сиротливо застывшая рядом с оконцем прялка да невычищенный очаг в дальнем углу — вот и всё убранство. Заглянув для порядка в подпол и не найдя там ничего — рачительные хозяева, убегая в спешке, не поленились забрать с собой всё хоть сколько-нибудь ценное, — я перешла в следующий дом. Так, пройдя всю улицу, я свернула в сторону, туда, где дома, вместо того, чтоб стоять ровно в одну линию, располагались хаотично и на большем отдалении друг от друга.

Тут уже появились небольшие огороды, раскинувшиеся прямо под окнами, стали попадаться пристроенные с задней стороны амбары и хлева. Но, как и в домах на главной улице, в этих царило всё то же запустение. Разве что в одном из подполов нашёлся забытый кусок вяленого мяса — его я без малейшего зазрения совести прихватила с собой.

Уже вечерело, когда с другого конца деревни послышался голос Влада. Терзаемая любопытством, я поспешила туда, пересекла главную улицу, углубившись в переплетения улочек поуже — в этой стороне ни огородов, ни скотных дворов не было, и дома зачем-то лепились друг к другу вплотную, едва не смыкаясь стенами. Эхо, многократно отскакивая от них, ослабленное и искажённое собственными многочисленными повторениями, оказалось неважным помощником в поисках, и мне снова пришлось заглядывать в каждый дом, чтоб не пройти случайно мимо.

Оборотень обнаружился на самой окраине деревни, в покосившейся, темной от времени лачуге, непонятно, каким чудом до сих пор не рассыпавшейся в труху. В крохотной горнице без окон царил мрак, но в дальнем углу, напрягая глаза, можно было различить человеческую фигуру, нависшую над чем-то, больше похожим на большую груду тряпок.

— Не зажигай огонь, — предупредил Влад, даже не обернувшись — всё его внимание было приковано к этой груде. — Свет его пугает.

То, что изначально показалось мне тряпками, зашевелилось.

— Это и есть наш блаженный? — морща нос от вони, царившей в лачуге, и с трудом сдерживая позыв освободить желудок от остатков пищи, уточнила я. — Теперь понятно, почему тот крестьянин так рьяно пытался отделаться от него.

— Мы бросить его уж точно не сможем, — загадочно ответствовал оборотень и протянул к несчастному руку. — Помоги-ка его отсюда вывести. Силой придётся, добровольно не хочет.

Он не ошибся, блаженный, визжа и рыча, изо всех — неожиданно немалых, — сил упирался ногами в грязный пол, вырывался и пытался царапаться.

— Да идём же, неугомонный, — терпеливо уговаривал его Влад. — В таком амбре даже дракон долго не продержится, а тебе уж куда? Неужто задохнуться решил?

На улице блаженный вдруг обмяк, кулем повалился на землю, свернулся калачиком, обхватив руками колени, и тихо заныл. Тускло блеснул тонкий обруч на шее.

Я выругалась так, что вздрогнул даже извечно спокойный Влад. Передо мной, роняя в пыль слюну из приоткрытого рта, скорчился никто иной, как беловолосый маг.

Бледные, точно замёрзшие руки выглядывали из-под обожжённых, прорванных местами рукавов, некогда белые, а теперь бурые от покрывшей их грязи, волосы, чёрные глаза, угольями выделяющиеся на бескровном лице, сама поза, в точности та же, что он принял тогда, в таверне Швеля, боясь получить под ребро удар тяжёлым солдатским сапогом.

Как он оказался здесь, как сумел не попасться на глаза грокхам? Почему, отчего вдруг лишился разума — на эти вопросы ответа он дать уже не сможет. Как и на те, что я собиралась задать ему раньше. И что теперь делать с ним? Оставить в ближайшей богадельне? Или тащить с собой в надежде на… На что? Я не знала.

Оборотень мага, разумеется, тоже узнал, но, как и всегда, оставался сдержан и деловит. Это я всё время терзалась вопросами и сомнениями, он же предпочитал действовать.

— Давай-ка для начала вымоем его, — решительно сказал он и поморщился. — Разит от него за лигу, того и гляди, грокхи, точно собаки, на запах сбегутся.

— И где мы его мыть будем? — сдерживая слёзы обиды — не люблю, когда их кто-нибудь замечает, — едко поинтересовалась я.

— В бане, где ещё. Вон там видел, у постоялого двора, — подбородком показал он. — Даже дрова есть, только воды натаскать осталось.

— Мы на него полночи потратим.

— Значит, в деревне и заночуем. Зато не в чистом поле, — усмехнулся он и тут же посерьёзнел. — Всё, идём, потом думать станем, как такое могло с ним приключиться.

Завести беловолосого в баню оказалось сложнее, чем вытащить из грязной лачуги, где мы его нашли. Даже драконьему оборотню, несмотря на всю свою силу, пришлось поднапрячься, чтобы дело увенчалось успехом — маг сопротивлялся за троих.