Наталья Игнатова - Причастие мёртвых

Заноза тихо выругался и приподнялся, чтоб лучше видеть.

Да. Точно. Никакой ошибки.

Навалявшийся дракон терся шеей об огромный кусок камня, почти целую скалу. Это был специальный прочный камень, или специальный устойчивый камень, короче, специальный полезный камень, об который драконы чесались, когда их донимали драконьи блохи. Но и он уже не выдерживал. Он растрескался сверху, и в трещине, вздрагивая то ли от ветра, то ли от ударов гигантского ящера, белел венчик цветка. Эдельвейс. Самый настоящий. Пушистый — это Заноза даже отсюда разглядел.

Эдельвейс, добытый на Драконьем плато из-под носа у настоящих драконов… почти настоящих. Кто-нибудь может придумать подарок лучше?

Рядом не было Хасана, чтобы прикрыть, и не было Эшивы, чтобы сделать его невидимым, и не было Мартина, чтоб схватить за шиворот и не дать убиться об драконов. Поэтому Заноза даже думать не стал. Он сжег сразу половину крови и одним прыжком преодолел расстояние до Полезной скалы.

Чешущийся дракон, может, и понял, что мимо него пробежало что-то съедобное, но не успел даже посмотреть, что именно. Заноза ощутил жар, исходящий от чешуйчатого бока, почувствовал биение двух мощных сердец, вновь восхитился огромным, прекрасным зверем, вблизи — невероятным, и, все же настоящим. Таким настоящим, что хотелось сказать ему спасибо за то, что он есть.

Последнее дело разговаривать с драконами. Особенно с неразумными. Оттолкнувшись от земли, Заноза перелетел через зверя, через неуверенно приподнимающиеся крылья, приземлился на вершину скалы, сорвал цветок, и прыгнул опять.

Дракон оказался быстрее, чем он рассчитывал. Это было хорошо. Это было смертельно-опасно, но чтоб увидеть такое, стоило рискнуть. Длинное, могучее тело вытянулось в прыжке, стремительном и гибком. Если бы змеи умели прыгать, они делали бы это так. А если бы змеи умели думать, они бы тоже отрезали добыче путь к отступлению. Этот дракон знал об оползне, знал, что двуногий будет убегать туда, и прыгнул не за Занозой — правильно оценил скорость — прыгнул он к тому краю плато, откуда только и можно было спуститься.

Пасть распахнулась…

Заноза не стал ждать огня. Он не знал, будет ли огонь. Скорее всего, виверна хотела его сожрать, а не сжечь. И, да, у него был нож. Но теперь у него кроме ножа был еще и цветок, а цветы, в отличие от вампиров, очень плохо переносят агрессивную среду драконьих желудков.

Он шагнул вниз с края плато. Шагнул, не прыгнул. Нужно было упасть как можно ближе к скальной стене, чтобы не напороться на ветки деревьев, чтобы не порвать плащ и не покалечиться самому. Еще не хватало заполучить удар в сердце от недружелюбного кедра. Валяйся тут потом, парализованный, жди, пока съедят.

Падение было быстрым и бестолковым. Куда более бестолковым, чем когда приходилось падать из окон или с крыш. Зато внизу ожидала не гранитная мостовая, и не асфальт, а толстенный слой перегноя. С камнями, конечно, но сколько тех камней? Даже ни одна кость не поломалась. Эдельвейс Заноза держал спрятанным в ладонях, приземлиться постарался так, чтобы уберечь цветок, и, в общем, уберег. Лепестки немного помялись, однако ни один не оторвался и не надломился. И короткий стебелек остался цел.

Вот это была добыча! Настоящая! Обманутый дракон, разграбленная сокровищница, смертельная опасность… И подарок для принцессы.

— Oberaffengeil! — заорал Заноза в небеса. — Soy chingón!

Он как всегда не заморачивался за то, чтоб ругаться на каком-нибудь одном языке. Восхищаться собой можно на всех языках мира, и на всех — исключительно матом. Потому что иначе, какое же это восхищение?

Распахнутые крылья дракона закрыли половину неба. Ящер заложил вираж над краем плато, выгнул шею, всматриваясь вниз. Вот сейчас ему точно никто не мешал пыхнуть огнем, и Заноза понесся через лес, перепрыгивая поваленные деревья, петляя по буреломам, тише мыши проскальзывая через подлесок. Ему было весело… madre, давно ему не было так весело! Какая же это классная мысль — дарить принцессам эдельвейсы! Знать бы, кто это придумал, можно было бы сказать ему спасибо.

Застать Лэа в агентстве Заноза не рассчитывал. В это время она уже спать должна была ложиться. Ну, может, не спать, но всяко после полуночи, если не случалось срочной работы, и если они не отправлялись гулять по Тарвуду, Лэа полагалось быть дома. Да и Мартин обычно не задерживался в «СиД» допоздна. Он еще тот полуночник, но у него активное время наступало после трех, и тогда Мартин приходил в гости. С гостинцами.

Хороший демон.

Нынче ночью они оба были в агентстве. Мартин сидел в кабинете на подоконнике и курил в форточку. Лэа что-то делала в гостиной, Заноза ее не видел, но слышал.

Он сам вышел из портала в холле, как всегда. И тут же подумал, что, может, ну его? Одно дело оставить цветок на столе у Лэа, а совсем другое — подарить ей прямо вот так. Из рук в руки. Он, в конце концов, англичанин, у него врожденная социальная неловкость, не говоря уже о том, что в Англии не существует культуры ухаживания, и галантный век обошел ее стороной.

— Привет, Заноза! — Мартин выкинул сигарету в окно и встал, — хорошо, что зашел. Я тебе звонить собирался через полчасика. Есть хочешь?

— Занозер? — Лэа выглянула из гостиной, улыбнулась, — вот молодец, что пришел! Ты мне нужен.

Ни-ка-кой неловкости не осталось и в помине. Даже если б Заноза понимал толком, что это такое, он бы, наверное, все равно перестал это ощущать. Нельзя смущаться из-за того, что даришь принцессе цветок, когда принцесса пахнет… кем-то… чужим.

Лэа пахла не Мартином.

Адреналин, секс, феромоны, гель для душа… scheiße, даже гель не ее.

Мужской. Чужой.

— Держи, — Заноза протянул эдельвейс. — Это тебе. Я шел-шел, смотрю — растет. Я подумал, тебе понравится. Ну, и сорвал.

— Зано-оза… — Лэа на секунду показалась растерянной. Быстро осмотрела его с головы до ног, пристально заглянула в лицо. И покачала головой, снова заулыбавшись: — ну, ты хотя бы цел. Или я просто не вижу, где ты поломался. Спасибо! — она взяла цветок. И вдруг, подойдя вплотную, поцеловала его в щеку. — Спасибо, Занозер. Ты настоящий рыцарь.

От Лэа. Пахло. Не Мартином.

Мгновение паники. Он чуть язык себе не прокусил, чтобы не сказать: «не трогай меня!» Если бы от Лэа не пахло Лэа, не удержался бы — отшатнулся. Но ее запах, знакомый, любимый, пусть и смешанный с чужим и мерзким, позволил справиться с собой. С заклокотавшим в груди бешенством, едва не превратившимся в рык.

Лэа — принцесса. Он — рыцарь. Ок. Она знает, что делает, или не знает, что делает, но она все равно не сделает ничего плохого. Даже если плохое уже случилось. Рыцарь должен защищать принцессу. Дарить ей цветы, убивать для нее драконов и сарацинов, выполнять ее желания. А как она живет и чем занимается в своей высокой башне — не его забота.