Барбара Хэмбли - Ледяной Сокол

Потом два мягких шага, из тьмы вынырнуло что-то большое…

Приглушенное проклятие – ив комнату ворвался Ингольд Инглорион, белые волосы взъерошены, со сверкающим мечом в руке. Он пригнулся, чтобы избежать удара Потерявшего Путь и остановился на пороге, тяжело дыша и вглядываясь в призрачную бездну.

На мгновение показалось, что тени поймали его, окружили, удушающие, злобные…

Потом что-то изменилось, сдвинулось, и коридор стал просто темнотой.

– Проклятая растительность. – Ингольд повернулся; его бархатный голос ни с чем нельзя было спутать. – Только подумать, что когда-то я любил салат! Госпожа Хетья – или я должен сказать: госпожа Оале Найу? – я очень надеюсь, что у вас есть из чего приготовить чай.

Глава восемнадцатая

– Так все-таки я видел именно вас? – Ледяной Сокол поплотнее закутался в шубу из шкуры мамонта и еще раз согнул руки – просто для проверки. Хотя в этой части Убежища было не так уж и холодно, он не переставал дрожать. Ему казалось, что он уже никогда не согреется. – В комнате с хрустальными колоннами? Вчера вечером. Или это было позавчера?

В темноте этого места трудно было следить за ходом времени, даже без кошмаров удушья, холода, демонов и ужаса. Остались только отголоски боли, призрачный след, опаливший его сознание. Он то и дело ощупывал руки, боясь поверить, что это его собственная плоть и кости.

– Меня. – Ингольд сунул руку в пакет с едой, который вытащил из мешка. Он и Потерявший Путь принесли мешок из коридора, пока Ледяной Сокол, онемевший, с головокружением, чувствуя себя куском очень старого плавника на пляже, лежал, уставившись в потолок, и то и дело моргал, радуясь тому, что у него снова есть настоящие веки на настоящих глазах. – Съешь лепешку.

Старый маг протянул ему картофельную лепешку. Ледяной Сокол жадно впился в нее зубами и тут же почувствовал тошноту – его желудок еще только возвращался к жизни. Он не собирался никому сообщать об этом. Он – Ледяной Сокол, а еда есть еда.

– Могли бы и сказать мне, – проворчал Ледяной Сокол, – что вы все же пошли за нами. Ваше присутствие нам бы очень не помешало.

– В этом я совершенно уверен, – примиряюще отозвался Ингольд.

– Я так понимаю, что ваши коротенькие интересные отчеты об осаде Ренвета были составлены из сообщений, которые вам посылали Илайя и Венд?

– Ни в коем случае. – Волшебник откусил от сушеного абрикоса. Абрикосы, а также виноград, вишни и несколько видов орехов прекрасно росли в подвалах Убежища Дейра. Несмотря на порезы и ссадины, полученные во время долгого путешествия и ночевок в неудобных местах, несмотря на повязку на руке, которую Ледяной Сокол видел на нем еще в комнате с колоннами, Ингольд не так уж плохо выглядел, хотя одежда его была очень потрепанной.

– Четыре дня назад – твоя сестра разговаривала со мной тогда в последний раз – я еще был в Долине Ренвет, готовя последнюю из полудюжины попыток отогнать войска генерала Гаргонала подальше, чтобы иметь возможность проскользнуть во Врата. Очень приятно отметить, что эта попытка мне удалась – просто поразительно, во что только люди не поверят, если застать их врасплох. Когда ты меня увидел, я находился в прачечной королевских покоев, собственно, в комнате, которую Брикотис пометила, как Ренветский выход Портала.

– Ты наверняка знал, что там имеется нечто подобное, – добавил он, увидев выражение лица Ледяного Сокола. Джил много раз рассказывала ему истории, в которых упоминался Портал. – Про Ваира на-Чандрос можно многое сказать, но он отнюдь не дурак. Единственная причина, по которой он мог предпринять такое тяжелое путешествие – это надежда, что отсюда можно попасть прямо в Убежище Дейра. Даже с Рукой Хариломна Бектис не сумел бы преодолеть объединенное могущество Илайи, Руди и Венда, а часовые на Дороге Стремительной Реки обязательно должны были предупредить нас о подходе войска, несмотря на все, что мог сделать Бектис. Ингольд благодарно протянул руки к огню.

– Как только Венд сообщил мне, что Тира похитили, я сразу подумал о чем-то подобном, а сведения, которые сообщала мне Холодная Смерть, только подтверждали подозрения. Ваир сначала искал такую же штуку в Прандхайзе, да, Хетья?

– Я не знаю, что он искал в Прандхайзе. – Хетья, до сих пор сидевшая в уютном кольце рук Потерявшего Путь, подняла голову. Теперь она пустыми глазами смотрела на черную стену комнаты, словно ожидая наказания; когда она, наконец, решилась посмотреть в ярко-синие глаза волшебника, в ее взгляде застыл вопрос. Похоже, то, что она увидела, приободрило ее, поэтому Хетья слегка распрямилась и сказала:

– Бектис просмотрел каждое словечко в мамашиных свитках – вытащил их все и корпел над ними целую зиму, даже над теми, что мамаша и не читала, потому что не знала этих языков. И Бектис с Ваиром каждые пару дней вытаскивали меня из комнаты и спрашивали о всякой всячине, а я все не понимала, чего они хотят от меня услышать и что со мной будет, если они не узнают, чего хотят. – Ее ноздри расширились, и она снова замолчала, и только губы ее дергались, пока она вспоминала что-то свое, ужасное. – А теперь, как вы об этом заговорили, так они и вправду спрашивали меня насчет путешествий между Убежищами – то есть Оале Найу, конечно, а не меня – а я все говорила, что все по очереди, все по очереди. Оказалось, в этом был смысл. – Она пожала плечами и еще раз откусила от сушеного плода, пакет с которыми Ингольд пустил по кругу. – Никто не пойдет далеко, если не будет знать, что найдет кров на закате. Я раньше говорила – никаких путешествий, но мать отыскала старые рукописи, которые, как она рассказывала, были копиями с копий о всяких старых вещах, и там много говорилось о путешествиях, так что что-то там все равно было.

Она свела брови, о чем-то напряженно думая.

– Помню, там были два описания, полные рассказов о сражениях с дарками, про чародеев, которые окружали свои лагеря языками пламени, о всяком таком, хотя никто не знал, сколько времени после прихода дарков прошло, когда это написали, и кто там был, и как все после изменилось. Люди все меняют, вы же знаете, – добавила она. – Мама раза два-три находила изменения: прочитает одну историю, а потом другую, где прошло уже пятьдесят лет и кто-то все поменял.

– Все от того, – кичливо сказал ледяной Сокол, – что цивилизованные люди сочиняют кучу историй для собственного развлечения, а потом не могут понять, которые из них – правда. Среди моего народа такого бы не произошло.

– Среди твоего народа, как я слышала, разговоры ведутся только о следах животных да о погоде.

– Ну конечно! – Похоже, Потерявшего Путь задела ее неприязнь. – Как же ты узнаешь, где нужно охотиться, или на какое пастбище отвести коней, или где будет пастись дичь, если ты не знаешь, где именно весной шли дожди? Как ты поймешь, какие стада куда пошли, если не прочтешь следы вожаков, если не знаешь, где они были прошлой и позапрошлой весной? Кроме того, – добавил он, – эти вожаки, они же твои друзья – Например, стадо Сломанного Рога, здорового носорога из Края Десяти Грязных Рек. Да я хожу по его следам пятнадцать лет! И знаю, куда он ведет своих сородичей в сезон дождя перед Полной Луной, и куда идет, когда нет дождя в Краю Кривых Холмов перед Новолунием.