Уильям Моррис - Воды дивных островов

С этими словами ведьма плюнула мне в лицо, и перешла к моим сестрам, и сказала им то же, что и мне. И вскорости покинула она зал, и не прошло много времени, как услышала я на лестнице голоса: один из них принадлежал колдунье, а другой - лорду Бодуэну; а спустя еще несколько минут увидела я, как ведьма входит в парадные двери зала, ведя за руку сэра Артура, словно бы почитала себя его дорогой подругой; а Бодуэн и Хью, мой избранник, идут следом. Помянутая ведьма разодета была на диво, и словно бы позабыла о неряшливости и лености, и вздорной гордыне; руки и ноги ее округлились и окрепли, кожа побелела, так что тем, кто не знал ее, колдунья вполне могла показаться красавицей.

И вот все они сели за трапезу, как уже поведал вам мой избранник, а затем покинули зал, и ведьма тоже. Но спустя некоторое время она вернулась, и освободила нас, и грозно повелела идти за нею, и не смогли мы ослушаться, хотя даже собственных ступней на полу не различали. И вот колдунья задала нам работу по дому, и, пока гнули мы на нее спины, госпожа не сводила с нас глаз, и насмехалась над нами, не воздерживаясь и от ударов, и во всем была с нами столь же груба, и жестока, и нетерпима, сколь мило и любезно держалась с нашими лордами за обедом; а после полудня колдунья отвела нас назад и приковала к колоннам. Когда же наступил вечер, и начался пир, это мы играли на невидимых струнных инструментах; и позволялось исполнять нам только то, что велела ведьма, и ничего другого; иначе мы, может статься, кабы сумели договориться промеж себя, заиграли бы такие песни, что затронули бы сердца наших возлюбленных, и подсказали бы им, что мы - рядом. Короче говоря, так продолжалось изо дня в день, и не могли мы утешиться ни приветной беседою друг с дружкой, ни чем другим, кроме как созерцанием наших возлюбленных и проблеском надежды. И воистину, хоть сердце мое и обливалось кровью, стремясь к милому, однако же отрадно мне было думать, что он здесь, и любит меня, и та, о ком он мечтает - не жалкая, несчастная рабыня, прикованная здесь обнаженной, тело которой истерзано пытками и голодом, но счастливая дева, кою он так часто называл прекрасной и желанной.

Но дни шли за днями, и наконец надежда померкла и угасла, и различали мы ее не более, чем наши лорды - нас, и теперь показалось мне, что смерть близка; столь ослабела я и отчаялась. Ведьма же не позволяла нам умереть, но то и дело поддерживала наши силы глотком колдовского напитка, и приводила в чувство.

Так тянулось время вплоть до того самого вечера, когда снова воскресла надежда, и тут же и сбылась, так что в первое мгновение мы осмелились уповать на освобождение, а в следующее мгновение уже и освободились.

Нечего тут больше рассказывать, Заряночка, дорогая моя, кроме того только, что благополучно добрались мы до Острова Юных и Старых, пока утро стояло в самом разгаре; и когда ладья наша приблизилась к зеленому берегу, там обнаружилось двое детишек, тобою помянутых; малыши словно бы поджидали нас, и, как только сошли мы на берег, они подбежали к нам, неся пироги и фрукты в изящной корзинке, и весьма порадовались они нам, а мы - им. Затем навестили мы старика, каковой оказал нам радушный прием, и держался учтиво и напыщенно, пока не опьянел слегка, а тогда сделался черезчур любезен с нами, женщинами. Тем не менее, на этом отрадном острове мы прогостили три дня, дабы успокоить души и воспрянуть сердцем в непритязательном обществе малых сих. Когда же пришла пора уезжать, старик спустился вместе с нами к пляжу, и стал сокрушаться по поводу нашего отплытия, ровно так же, как некогда повел себя с нашими лордами; только на сей раз убивался он куда сильнее, и пришлось каждой из нас поцеловать его, иначе бы ни за что не унялся. Наконец старец повернул прочь, оплакивая разлуку с нами; но очень скоро, еще до того, как скрылся из виду, он приободрился и запел.

Мы же отправились своим путем; и нам, девам, тоже удалось в свой черед поглядеть на скорбные образы Острова Королев и Острова Королей; и пристали мы к Острову, где Царит Ничто; и осторожности ради не отходили от нашего судна, и потому уплыли прочь живые-невредимые; и так, как ты знаешь, вернулись домой к замку, где поджидали нас недобрые вести касательно тебя. Вот и весь мой сказ".

На сем закончила Виридис. Заряночка сидела смущенная и притихшая; и все принялись утешать ее, каждый - на свой лад; и теперь скорбь по убитому поутихла в душах собравшихся, превратившись в светлую печаль, ибо не двух друзей довелось им утратить, но одного только. Однако, несмотря ни на что, Заряночку терзали забота и тревога: душа девушки разрывалась надвое, радуясь тому, что любит и любима; и горюя и страшась похитить у подруги ее любовь. Ибо лицо Атры, кою не могла Заряночка возненавидеть, но и любить не находила сил, неизменно стояло перед взором девушки угрожающим напоминанием.

Спустя несколько дней тело Бодуэна предали земле в часовне замка; и погребальный обряд свершен был со всей торжественностью. Когда же все завершилось, двое рыцарей и сэр Эймерис с жаром принялись снаряжать поход противу Красной Крепости, и не прошло и месяца, как в Замке Обета собралось целое воинство; и ежели оказалось оно не столь уж и многочисленно (не более шестнадцати сотен мужей), однако же под знамена стали лучшие из лучших, - и рыцари, и воины, и лучники. Затем за пределами замка созвали сход, на коем Артура Черного Оруженосца избрали предводителем, и через три дня армии предстояло выступить к Красной Крепости.

Все это время Заряночка почти не виделась с Артуром, каковой непрестанно был занят разными делами, и так и не переговорила с ним наедине, хотя очень этого хотела; однако же воистину сложилось так скорее по ее воле, нежели по его. Но когда настал последний день перед разлукой, сказала себе девушка, что всенепременно должна повидаться с Черным Оруженосцем до того, как уедет он, ибо как знать, может статься, не суждено ему вернуться. Засим когда мужи расположились после ужина на отдых, Заряночка сошла в зал, и застала Артура нетерпеливо расхаживающим взад и вперед. Ибо надо сознаться, что девушка передала ему через священника Леонарда наказ прийти туда.

И вот подошла к Артуру Заряночка, и просто и доверчиво взяла его за руку, и подвела к окну со ставнями, и усадила рядом с собою; и Артур, трепеща от любви и страха перед нею, не смог сдержать себя, но расцеловал лицо ее и губы бессчетное количество раз; и Заряночка вспыхнула огнем и едва не разрыдалась.

Но вот, спустя какое-то время заговорила она:"Милый друг, много чего намеревалась я сказать тебе, что представлялось и разумным, и мудрым, но сейчас ни мысли не идут мне в голову, ни слова не слетают с языка. А час краток". Тут принялась Заряночка целовать своего избранника, пока едва не обезумел он, ибо радость и страсть, и горе предстоящей разлуки, и бремя создавшегося положения разрывали надвое его душу.