Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)

— Это не страшно, — вдруг сказал он, глядя вверх, — Я думал, это страшнее.

— Мы все в детстве чего-то боимся. Но бояться любви нельзя.

— Это любовь?

Слово «любовь» в его устах прозвучало так необычно, что я замешкался и он успел укусить меня легонько за палец. Любовь. Оно прозвучало очень просто. Без карамельной накипи, без фальшивой позолоты, без извечной пафосной драпировки. Кайхиттен сказал «любовь». И это слово ему понравилось.

— Любовь… — пробормотал он, утыкаясь холодным носом мне в живот, — Лю-бовь…

Он смотрел на это слово как можно смотреть на диковинную красивую бабочку. И очень робко, осторожно произносил его. Как будто боялся сломать невесомые золотистые крылья.

— Не знаю, — сказал я честно.

— Не любовь, — подтвердил он серьезно, — Мне осталось недолго. Я бы не хотел уходить… так.

— Никуда ты не уйдешь! — я тряхнул его так, что он даже подпрыгнул на мне, — Только подумай еще раз!.. Мальчишка. Я тебя не отпущу, понял?

Он улыбнулся мне. И одна эта улыбка оказалась сильнее меня.

— Ты очень хороший, Линус. Жаль, что ты меня не хочешь. Наверно, у тебя всегда были покрасивее. Я понимаю.

— Поумнее точно, — сварливо отозвался я, растрепав ему волосы, — Перестань нести околесицу. Ты самый лучший и чудесный варвар, по крайней мере в этом секторе.

У него стало лицо как у пятнадцатилетней девчушки, которой сказали приятный комплимент. Он даже зарделся, хотя и отчаянно пытался сделать вид, что мои слова ему безразличны. Но даже нос его порозовел. Я чмокнул его в лоб, потом прижался щекой к его щеке.

— Ладно, хватит, — он отстранил меня, нарочито грубовато, вывернулся из объятий. Гибким котенком вскочил на ноги.

— Куда ты?

— Пойду… — неопределенно ответил он и вышел из комнаты. Я услышал шлепки его шагов по лестнице.

Космос. За что это мне? Или ему?

Кому из нас предназначено это наказание?

Я выкурил сигарету, глядя немигающим взглядом вниз, туда, где ворочались волны, мягкие, толстые, весенние. В волнах разливалось перламутровое свечение и небесная лазурь.

Опыты закончились, Линус. Один маленький мальчик пытался приручить лисенка. Это был маленький рыжий зверек с симпатичной мордочкой, такой беззащитный и маленький. А потом оказалось, что это лисенок его приручил. И никогда больше не отпустит.

Доигрался. Так всегда бывает, когда слишком долго лжешь самому себе. Ты все знал заранее, старый хитрец ван-Ворт. Все просто. Боже, какая мерзость… Я просто совратил его. Мимоходом, от скуки. Я вскрыл его, показал ему то, что у него внутри. А он мальчишка, его это поразило. И он сломался в моих руках. Мой маленький бедный Котенок.

Я обжег губы подбирающимся огоньком сигареты, со злостью бросил ее в море.

Гидрокостюм оказался на первом этаже, аккуратный Котенок уже зашил прорехи, которых оказалось едва ли не с дюжину. Я озабоченно провел по нему рукой. Ему придется долго провисеть без дела… Разгрузочный пояс лежал рядом. Я ковырнул его ногтем и вдруг заметил что-то серовато-белое, застрявшее между брикетинами балласта. Вытянутый овал с неровным слегка зазубренным краем.

— Котенок! — крикнул я, крутя в пальцах жемчужницу, — Иди сюда! Смотри, что тут.

— А? — отозвался он не сразу со второго яруса. Голос у него почему-то был смущенный.

— Жемчужница! За пояс зацепилась!

— Угу…

— Спускайся. Сейчас мы ее… Прихвати нож!

Котенок почему-то не спешил, возился в спальне. Обычно он оказывался рядом еще до того, как стихало эхо моего голоса. Вместо ножа я нашел старую проржавевшую стамеску, еще достаточно острую чтобы разжать створки. Жемчужница оказалась тяжелая, наверняка с жемчужиной. Подарю ее Котенку…

— Эй! — крикнул я опять, — Ты где там? Заблудился?

— Тут, — ответил он оттуда же, — Я сейчас… Не поднимайся.

— В чем дело? Малыш?

Он сопел в спальне, громко и смущенно. Что еще за новости… Я поднялся на второй ярус, толкнул дверь. Она оказалась заперта изнутри. Вот дела. Котенок давно уже не запирал двери. Из комнаты доносились приглушенные звуки — вроде шелеста ткани и быстрого дыхания. К счастью, карточка универсального блокиратора была при мне, я вставил ее в щель приемника и быстро набрал аварийный код.

Котенок оказался там, увидев открывающуюся дверь, он прыгнул в самый темный угол комнаты и почему-то вдруг сразу стал меньше ростом.

— Котенок… — я растерянно замолчал, забыв про жемчужницу в руке, — Ого.

— Линус… А я тут…

Было отчего удивляться.

Вместо привычных коричневых брюк или кожаных штанов на Котенке была короткая голубая юбка, болтающаяся колокольчиком и едва прикрывающая ноги до середины бедер. На ногах оказались чулки, отчего они выглядели еще стройнее и длиннее. Майка тоже исчезла. Вместо нее Котенок облачился в темно-синий топ, не очень подходящий по цвету к юбке, но такой же миниатюрный и обтягивающий. Спереди он прикрывал все до самой шеи, даже со стойкой, зато сзади имел лишь две веревочные завязочки. Котенок потупился. И, конечно, покраснел так, как умел только он — так, что щеки стали цвета остывающих углей в костре. Кажется, сейчас он желал только провалиться сквозь землю. Мне тоже стало стыдно — за себя, за свой взгляд, за выражение, которое должно было появиться на лице.

Котеночек…

— Я тут так… Просто смотрел. Хотел посмотреть.

Он впился обеими руками в подол юбки, точно пытаясь прикрыть ей свои ноги. На его щеках был даже не румянец — они раскалились, как готовое вот-вот расплавиться железо. мне было жарко даже стоять рядом.

— Тебе идет. Нет, серьезно. Но… Что на тебя нашло?

Он был похож на девчонку, которая тайком примеряет одежду старшей сестры, пользуясь ее отсутствием.

— Просто решил… Мне действительно идет?

— Будь уверен, — промычал я, все еще в некотором потрясении, — Скажи, ты и… Я имею в виду… кгхм… под юбкой…

Он покраснел еще больше, хотя я не думал, что это возможно. И придержал руками края юбки, точно боялся, что налетевший неизвестно откуда порыв ветра задерет ее.

— Немного неудобно. Но я привыкну.

— Не уверен, привыкну ли я. Непривычно. Но как девушка ты тоже выглядишь неотразимо.

— Правда?

— Правда-правда. Мне всегда нравились такие, — я подмигнул, — Давай я помогу.

Я подошел, затянул завязки на спине, Котенок часто задышал и потерся ягодицами о мою ногу. Он выглядел до безобразия невинно и в то же время в его движениях уже появлялось что-то. Смутная, пока еле угадываемая тень. Намек. Его манера жестикулировать изменилась, даже ходить он пытался иначе, неуклюже по-женски переставляя ноги и ежеминутно одергивая норовящую задраться юбку. Чувствовалось, что непривычная одежда его сковывает, но он изо всех сил старался не подать виду.