Лили Сэйнткроу (Сент-Кроу) - Ревность (ЛП)

Это были дыры от пуль. Пуль, которые он принял на себя, пока склонялся надо мной. Но другие шрамы... Господи.

— А эти откуда? — прошептала я.

В течение доли секунды его плечи сгорбились, как будто он был смущен.

— Ты же знаешь, что мы можем получить шрамы, — плоско, тихо. Информируя меня, не более того. — Прежде, чем мы становимся сильнее. И после, если раны достаточно тяжелые. Опасные для жизни.

Я не хотела отмечать то, что он избегал вопроса. Снова. Мои зубы покалывали, особенно верхние.

Это клыки, Дрю. Называй вещи своими именами.

— Что случилось? — казалось, будто я не могла заставить свой голос стать обычным. Исцеленные в значительной степени отметки клыков на запястье один раз зашлись приступом боли, и я потерла руку о джинсы, пропитавшиеся кровью. Вся комната была пропитана запахом меди, насмехаясь над моей жаждой.

Он напрягся.

— Я был непослушным. Ты все?

Я кивнула, поняла, что он не видел меня.

— Да. Эм. Спасибо. Кристоф...

Он развернулся ко мне, глаза сверкали, он преодолел дистанцию между нами в два быстрых шага. Внезапно мы оказались нос к носу, так близко, что жар, исходящий от него волнами, ласкал мои щеки, как солнечный свет на уже горящей коже.

— Я сказал тебе оставаться на месте. Там было укрытие, и Леонтус был бы уверен, что ты в безопасности, — слова были грубыми, как будто наждачная бумага скоблилась в его горле, чтобы выйти наружу. — Я мог потерять тебя.

Мой рот был сухим. Я сказала первое, что пришло мне в голову, и это был резкий, хриплый шепот, как его.

— Крис... я не она.

Я имела в виду, что я не моя мама. В течение секунды он выглядел пораженным, но глаза не дрогнули. Их взгляд был прямой и непоколебимый, и как вообще мне могло прийти в голову, что эти глаза были холодными? Потому сейчас они были теплого, голубого цвета. Такие глаза могли сжечь те места, к которым они прикасались, и мое сердце подпрыгнуло и застряло в горле.

— Нет, — согласился он. — Ты не она. Она никогда не вызывала во мне такую агонию.

Что я могла сказать в ответ? То, как он смотрел на меня, заставляло мою голову чувствовать себя забавно. Заставляло всю меня чувствовать забавно, и не только таким о-Боже-я-только-что-почти-умерла образом.

Он наклонился. Его рот был в считанных сантиметрах от моего.

— Она никогда не заставляла меня думать, что я умер бы от остановки сердца. Она никогда, никогда не заставляла меня бояться за нее так, как я боюсь за тебя.

Я громко сглотнула. В горле щелкнуло. Если я отклонюсь назад, чтобы отодвинуться от него, то могу просто свалиться с операционного стола.

Но я не хотела отодвигаться.

— Кристоф... — его имя замерло на моих губах. Я вдруг стала чрезвычайно чувствительной, волосы стали торчком, и я почти забыла, что была покрыта засохшей кровью и потом.

Его губы коснулись моих. Я почти вздрогнула, настолько сильным был шок. Потом меня поразила молния.

То есть, несколько раз я увлекалась, обычно достаточно милыми городскими парнями, когда знала, что не пробуду рядом больше нескольких недель. Это не было похоже на те неаккуратные щенячьи поцелуи в библиотечных стеллажах, или украденные полчаса объятий в изолированной части игровых площадок. Его язык скользнул в мой рот, и было не похоже, что он пытался наполнить им мой рот. Он как будто приглашал меня.

Это также не было похоже на поцелуй с Грейвсом: комфорт и безопасность. Это было...

Покалывание прошло через меня, не затронуло только зубы. Я забыла обычные вещи, которые проносятся в вашей голове, когда такое случается: вещи как «О, Боже, почистила ли я зубы», или «Я хочу, чтобы он не дышал так», или «Кто-то может войти». Я даже забыла о том, чтобы бояться из-за того, что могу сделать что-то неправильно.

Я забыла обо всем, кроме тепла и света, пробегающих через меня. Один из его клыков столкнулся с моим, толчок прошелся по нам обоим, и я погрузилась в него в течение долгого, долгого момента, прежде чем отдалилась, чтобы отдышаться и обнаружить, что, да, снаружи был мир, и мне было тяжело, и жарко, и ярко, и пахло кровью, и металлом, и болью.

Кристоф поцеловал мою щеку. Он пробормотал что-то, что я не расслышала. Разноцветное электричество бегало по каждому дюйму моего тела.

Вау!

— Никогда, — сказал он мягко в мое ухо. Его дыхание коснулось моей кожи, и внезапно я захотела поерзать только потому, что мне пришлось двигаться, а моя одежда была горячей и сковывающей. — Ты понимаешь?

— Хм, — был мой мудрый ответ.

Он вытянулся, взял мое лицо в свои руки и оперся на меня, разводя мои колени в стороны. Он смутил меня своим взглядом, а на его выражении не было взгляда голодного волка, которым он одаривал мою маму. Это было что-то еще.

То, что я не знала. Это просто было... что-то другое. Что-то более уязвимое. Как будто он боялся, что в любую секунду я могу уклониться, или сказать ему не делать этого, или что-нибудь еще.

Я не могла выдержать того, что у него было такое выражение. Поэтому я закрыла глаза и немного подняла подбородок, и он снова поцеловал меня. В этот раз все было по-другому.

Нет, в этот раз все было лучше. И я снова забыла обо всем остальном, включая Грейвса. Несколько секунд я снова была собой.

И это было замечательно.

Затем реальный мир с крахом вернулся. Я напряглась, и он отступил. Он все еще нежно держал мое лицо, его кожа казалась теплой на моей, и я поняла, что касалась его ребер, пробегая ладонями вверх и вниз, как когда я играла с бабушкиной стиральной доской.

Я отдернула руки.

— Эм, – сказала я. — Кристоф.

— Дрю, — немного удивленно. Я продолжала забывать, какое у него прекрасное лицо.

— Я думаю... — я даже не могла сказать, что думала. Кроме Вау! И снова вау! и еще хм.

Да. Неловко. И Грейвс...

Грейвс оставил меня. Так все и произошло. Он оставил меня, а Кристоф пришел. Это то, что случилось на самом деле?

— Ты права, — сказал он, как если бы я сказала что-то умное. — Есть вещи, которые надо сделать. И нам надо помыться. Обоим.

Я кивнула. Он снова наклонился, и я немного разочаровалась, когда он поцеловал только мою щеку — целомудренное давление губ.

— Теперь ты доверяешь мне? — спросил он, и я смогла только кивнуть. И мне стало интересно, почему из всех вопросов он выбрал именно этот.

Глава 32

После того, как у вас случилось тяжелое расстройство желудка, когда все, что, как вы думали, когда-либо съели, вышло наружу, приходит момент, когда вы чувствуете себя довольно хорошо. Как правило, это после того, как вы поднялись, все смыли, вытерли рот, возможно, осторожно почистили зубы уже в десятый раз, и понимаете, что можете идти. Шатко, как новорожденный жеребенок.