Маргарет Уэйс - Проклятие мертвых Богов

Даже те кузнечики, что сидели на Паслене, кажется, поняли, что даром теряют время, потому что они, треща, поспешили присоединиться к товарищам. Прошли какие-то мгновения, и Возлюбленные скрылись из виду в движущихся тучах насекомых.

— Ого! — произнес Паслен с трепетом, затем добавил, обращаясь к Атте: — Вот он, наш шанс! Побежали!

В нем еще оставалось немного сил, он опустил голову, заработал ногами и поспешил сойти с дороги.

Он бежал, бежал и бежал вверх по холму, не глядя, куда именно бежит. Атта неслась рядом, и тут он во что-то врезался на полном ходу.

Кендер отлетел назад, перевернулся и шлепнулся обратно на дорогу, пьяно затряс головой, потом посмотрел вверх.

— Ого! — снова произнес Паслен.

— Прошу прощения, друг, — сказал монах и дружески протянул руку, чтобы помочь кендеру подняться. — Мне следовало внимательнее смотреть, куда я иду.

Монах посмотрел на Паслена, затем на дорогу, по которой в противоположном направлении удалялись Возлюбленные, пытающиеся стряхнуть с себя кузнечиков, до сих пор атакующих их, чуть улыбнулся и сочувственно посмотрел на кендера.

— Ты не пострадал? — спросил он. — Они ничего тебе не сделали?

— Н-нет, брат, — пробормотал Паслен. — Повезло, что кузнечики выпрыгнули и…

Вдруг кендер замолк.

Монах был худощавый, стройный, сплошные мускулы, как выяснил Паслен, — натолкнуться на него было все равно, что натолкнуться на скалу. У монаха были стального оттенка седые волосы, заплетенные в простую косу, спускающуюся по спине. Он был в простой рясе ярко-оранжевого цвета, отделанной по подолу и на рукавах орнаментом из роз. У него были высокие скулы, крепкий подбородок и темные глаза, которые сейчас улыбались, но взгляд мог быть очень суровым, когда монах хотел.

Паслен позволил ему поднять себя на ноги, стряхнуть пыль со своей одежды и вынуть из волос упрямого кузнечика, ошибившегося адресом, увидел, что Атта держится в сторонке, ежится и не подходит к монаху, — и тут обрел голос, который было застрял у него в горле.

— Это Маджере тебя послал, монах? Да что я говорю?! Конечно же, это он тебя послал, точно так же, как и этих кузнечиков! — Кендер схватил монаха за руку и дернул. — Идем! Я отведу тебя к Рису!

Монах стоял неподвижно. Паслен не смог сдвинуть его с места, и кончилось тем, что он едва не упал.

— Я ищу Мину, — сказал монах. — Ты знаешь, где я могу ее найти?

— Мину? Да кому она нужна! — воскликнул кендер и сердито посмотрел на монаха. — Ты все перепутал, брат. Ты ищешь не Мину. Я молил Маджере не о Мине. Ты ищешь Риса. Риса Каменотеса, монаха Маджере. Мина служит Чемошу, а это совсем другой Бог.

— Тем не менее, — повторил монах, — я ищу Мину и должен найти ее как можно скорее, пока еще не поздно.

— Поздно для чего? Да, слишком поздно для Риса! Вот куда надо спешить! Идем же, брат! Скорее!

Монах не двигался. Он, хмурясь, посмотрел на небо.

— Гм… какой интересный свет, не правда ли?

Паслен вытянул шею:

— Я тоже заметил. Какое-то странное янтарное свечение. Наверное, это Аура Ареалис, или как там ее еще называют. — Кендер совсем посуровел и сделался совершенно серьезным. — Послушай меня, монах, я очень благодарен за кузнечиков и прочее, но мы не можем терять время, стоя здесь и обсуждая странный цвет ночного неба! Рис в опасности. Нам нужно идти! Сию секунду!

Но монах, кажется, его не слышал. Он посмотрел куда-то вдаль, словно пытаясь найти что-то, потом покачал головой.

— Слеп! — пробормотал он. — Я слеп! Все мы… слепы. Она здесь, но я ее не вижу. Не могу ее найти.

Паслен услышал тоску в голосе монаха, и сердце его сжалось. Он заметил в монахе кое-что еще, что, как и в случае с Возлюбленными, должен был увидеть сразу. Кендер посмотрел на Атту, испуганную и съежившуюся, — воспитанная собака никогда так себя не вела.

Света жизни не пробивалось из тела монаха, но, в отличие от Возлюбленных, его окутывал какой-то эфир, какая-то невидимая завеса, словно этот человек был нарисован на полотне ночи. Кусочки головоломки начали вдруг падать на свои места, больно ударяя Паслена по голове.

— О мой Бог! — ахнул кендер, потом, поняв, что сказал, зажал рот руками. — Прости, господин! — пробубнил он из-под руки. — Я не хотел поминать твое имя всуе. Просто вырвалось!

Паслен опустился на колени и свесил голову.

— Не беспокойся о Рисе, твоя Божественность, — сказал он несчастным голосом. — Что ж, я не знаю, зачем тебе нужна Мина, но могу догадаться. — Он поднял голову и обнаружил, что монах смотрит на него как-то странно. — Это ведь так печально, правда? Я имею в виду все, что связано с ней.

— Да, — негромко подтвердил монах. — Это очень печально.

Маджере опустился на колени рядом с Пасленом и положил одну руку ему на голову, а вторую — на спину Атты, которая от легкого прикосновения Бога опустила морду к земле.

— Благословляю вас обоих, благословляю и Риса Каменотеса. У него есть вера, есть мужество и любовь верных друзей. Ступайте к нему. Он нуждается в вашей помощи. Пусть меня ждут этой ночью другие дела, знайте, что я с вами.

Маджере поднялся, посмотрел на замок, стены которого засветились странным оранжевым светом, и двинулся в том направлении.

Паслен вскочил на ноги. Он чувствовал себя освеженным, словно проспал целую неделю и съел на спор четырнадцать обедов. Тело было переполнено силой и энергией. Кендер бросил взгляд на гребень холма, отделяющего его от пещеры, и радость его утихла.

— Брат Бог! — закричал Паслен. — Прости, что снова тебя отвлекаю, после того что ты сделал для нас! Благодарю тебя за кузнечиков, и за благословение тоже. Мне гораздо лучше. Осталось только одно. — Он махнул рукой и коротко пояснил: — По этим камням так трудно ходить, они ужасно жесткие. И острые.

Монах улыбнулся, и в тот же миг камни исчезли, а вся поверхность холма поросла мягкой зеленой травой.

— Ух ты! — восхитился Паслен.

Размахивая руками и вопя, он понесся вниз по склону.

— Рис, Рис, держись! Мы идем тебя спасать! Нас благословил Маджере, Рис! Он благословил и меня, кендера!

Атта, обрадованная тем, что он, наконец, направляется туда, куда нужно, легко нагнала бегущего кендера, а затем оставила его далеко позади.

Глава 12

Рис сидел в темноте грота и, пока приближалась смерть, думал о жизни. Своей жизни. Он думал о страхе и трусости, самонадеянности и гордости и, крепко зажав в кулаке щепку, которая расцарапала ему руку, склонил колени перед Маджере и покаянно просил у него прощения.

Маджере предлагал каждому из своих монахов хотя бы раз в жизни оставить монастырь и отправиться в мир. Подобное путешествие каждый предпринимал по доброй воле, это не было обязанностью. Монахов не заставляли уходить, как не заставляли делать и все остальное. Все обеты, которые они давали, были проявлением их любви и выполнялись, потому что они стоили того. Бог мудро говорил, что обещания, данные под давлением или из страха наказания, лишены всякого смысла.