Ольга Онойко - Дети немилости

Чего нельзя было сказать обо мне. Мало кто сумел бы сохранить самообладание, наблюдая за тем, как жутковатая, противоестественно измененная внешность падает с тени, подобно истлевшей тряпке, и под ней обнажается иная, болезненно знакомая, та самая, которую каждое утро видишь в зеркале при бритье... мое собственное лицо, покрытое излюбленными знаками. Серьга и перстень с печатями императорского дома. Моя усмешка, бесы подери, сонная и со стороны, пожалуй, глуповатая... в отличие от женственной змеиной улыбки самого Анартаи.

Император посмотрел на меня с довольной ухмылкой и сделал каменное лицо.

Я сидел как стукнутый.

По поводу случившегося я чувствовал какую-то детскую обиду, и обидней всего было за мундир. С помощью своего заклятия Тень Севера повторил даже его, со всеми отличительными знаками, шитьем и полковничьими погонами.

– Выправка, господин Анартаи, – не без ехидства сказала Эррет. – Постарайтесь не показываться подданным стоя, особенно со спины. Государь – боевой офицер.

Я мрачно промолчал; ехидство Эррет предназначалось мне в той же степени, что господину-тени.

– Надо ли мне напоминать, – продолжала Эррет, улыбаясь, – что на трон Уарры садятся только с моего согласия?

– Я всего лишь щит для законного государя, – исключительно смиренно сказал Анартаи.

Господин Кайсен, устроившийся в сторонке на припеке, вид имел весьма хмурый; я покосился на него и вспомнил про стамеску. Дедушка был достаточно суров.

– Господин Кайсен доверил вам опасную миссию, – сказал я Тени Севера. – Я полагаюсь на вас, господин Анартаи. Рассчитывайте на мою благодарность. Госпожа Данва, в скором времени наша с Эррет защита станет всецело задачей Южного луча. У вас есть вопросы?

– Авиаполе в Рескидде хорошо охраняется, – сказала Данва, глядя на меня как кошка на мышь. – Если вы, государь, намерены прибыть по воздуху, стоит изменить внешность. Но я бы порекомендовала разрыв пространства. У меня готовы все схемы, так что это выйдет быстрее и безопаснее.

– Нет, – сказала Эррет. – Маги Рескидды благодаря близости к Истоку очень сильны. У вас есть легенда прикрытия, госпожа Данва, а для нас ее выстроить не получится. Я не владею магией вовсе, а государь не имел достаточно времени практиковаться. Мы прибудем поездом. Надеюсь на вас.

Тень Юга встала и поклонилась.

Теперь я размышлял – за неимением других занятий. Можно было, конечно, взяться за научные труды, прочтение которых я, как думалось, отложил на десятилетия, но чем жарче становилось за стенами гостиницы, тем тяжелей было сосредоточиться, несмотря на то, что постояльцев оберегала климатическая магия. Большинство рескидди в это время попросту укладывались спать. Привычки к дневному сну у меня не было, и я бездельно бродил по пустующим апартаментам, дозволяя мыслям течь своим чередом.

В планы мои входила встреча с госпожой Лумирет, но старушка царица вместе с мужем совершала деловую поездку по городам Ожерелья. Моя поездка не была сугубо деловой, и я не стал экономить время, подгадывая прибытие к ее возвращению.

Не то чтобы отдых и инкогнито успели мне наскучить, но слишком много сил и времени оставалось для пустых раздумий, и было мне неспокойно. Что замышляют аллендорцы? Чего хочет полукровка Лириния, в которой бодрствует кровь воинственных женщин Юга? Отец считал, что принцесса – зрелый политик, бешеный характер матери не возобладает в ней над разумом. Пока он был жив, я совершенно доверял ему и не видел причин с ним не соглашаться. Но множатся слухи, и все громче звучат льстивые хвалы аллендорских газет – «наша Ликрит», «наша Имана»... Уж не есть ли это бессознательное стремление Выси-Аллендора к войне с Бездной? И зачем Лиринии дочь Арияса? Я подумал, что навязчивое желание Ройста заменить истинных исполнителей высших функций может иметь непредсказуемые последствия: их Атергеро – энергетическое существо, и что, если рядом с ним вдруг пробудится настоящий Воин? Зачем Лаанге нужно было столь таинственным образом отсылать меня из Кестис Неггела? И сколько этому суждено длиться? Если мировая война не может начаться в мое отсутствие, не значит ли это, что мне придется всю жизнь провести вне Уарры? Мысль была здравая, но тоскливая, и сменялась второй такой же: если я решу выйти из игры, меня заменят. Я бы сам себя заменил.

Меньше всего в этом собрании головоломок я понимал Лаангу; на его счет я не имел даже гипотез. Единственное – я был уверен, что послан в Рескидду не для заключения союза (это можно было бы осуществить и без личной встречи), не для расширения кругозора и даже не потому, что Магу Бездны захотелось послать императора. Детские загадки со знаками тревожили меня, в особенности «ладья мертвых» и «звездный доспех»: смысл их до конца так и не раскрылся.

С «ладьей» я прежде связывал Онго, но чем дальше, тем больше сомневался в этом. Конечно, Эрдрейари был бесценным советником и несравненным военачальником – но он остался в Уарре. Совета касаемо Рескидды я от него получить не мог. Другого же столь великого и мудрого мертвеца я не знал. Возможно, знак говорил не о непосредственном совете, а о решении, которое я мог отыскать, размышляя о деяниях древних. Здесь я возвращался к витязям и витиям Рескидды, но вместе с тем и к портретам в малом зале совещаний в Данакесте. Ирва и Аргитаи, проповедница и завоеватель... но что я должен был найти во всех этих историях?

Одно меня радовало: перед отъездом я нашел Онго в самом радужном настроении.

Номинального главу Военного совета, генерала Вилендо Мереи, еще отец отослал из Хорана в Меренакесту, наказав сидеть дома. Не то чтобы я это одобрял. Князь Мереи должен был стать моим тестем. Эрдрейари, после пробуждения беспокойный и злой, унизил его, отчитав как мальчишку, император Данараи фактически объявил ему опалу, а потом его любимая дочь трагически и нелепо погибла... ходили слухи, что генерал повредился рассудком. Тем не менее отец решил не назначать нового главу Военного совета. Официально будучи только консультантом, Онго Эрдрейари командовал армией империи; решившись поднять одного из величайших исторических деятелей, неразумно было отстранять его от дел.

Генерал восседал за огромным столом в своем кабинете и медленно, с видимым удовольствием переписывал какую-то бумагу.

Я тотчас догадался какую.

– Вот и выяснил, что я – это я... на обоих берегах бытия, – приметив меня, экспромтом сказал Онго.

Я улыбнулся.

– Тебя, может быть, удивляет, Мори, почему я так много значения придаю своим литературным опытам, – сказал генерал, собирая и комкая разлетевшиеся по столу черновики. – Поверь, это отнюдь не прихоть. Я давно изучил себя. Есть некая глубинная связь между хорошей стратегией и хорошим стихотворением, но если в первой нужно учитывать бесчисленное множество факторов, то второе – все на ладони. Когда я складывал строки, как кирпичи, то и решения мои лишались блеска. Постыдно, если победой ты обязан одной только доблести своих солдат. Я опасался, что мой талант остался в могиле и Лаанга вернул Уарре только громкое имя Эрдрейари, за которым ничего нет.