Ян Сигел - Заклинатель драконов

Ведьмы садятся в лодку и отталкиваются от берега. Сисселоур, на удивление, хороший гребец, движения ее тощих рук быстры и сильны.

Ты должна добежать вон туда. — Кэл хватает Ферн за плечо и указывает ей туда, где слабый свет вдали обозначает разверстую пасть туннеля. — Это путь наружу. Просто поднимайся и поднимайся, пока не окажешься там, куда ты хочешь попасть. Иди! Я не смогу ее удержать.

А ты…

Она мне не опасна — я ее сын.

Ферн делает несколько шагов, спотыкается, кричит. Кэл кричит еще громче, его внезапно скручивает судорога. Посреди течения Моргас, стоя, покачивается в лодке, из ее рта вылетают слова, мерзкие слова, несущие боль. Кэл падает в корчах, его бьет о камни.

—Беги! — кричит он судорожно раскрытым ртом. — Она не сможет догнать тебя. Беги!

Но Ферн, верная дружбе, говорит дрожащим голосом:

—Я не хочу бросать тебя.

Она из всех сил старается сосредоточиться, не обращать внимания на боль. Нельзя отвлекаться, это губительно. Утекают минуты, и Моргас уже здесь.

Горло Ферн обхватили руки ведьмы, ее бескостные пальцы обладают силой щупалец осьминога.

Дыхание останавливается, голоса нет. Когда Ферн смотрит в эти блестящие глаза, она понимает, что все так быстро не кончится. Моргас хочет убивать медленно, медленно, наслаждаясь каждой минутой страданий, хочет достигнуть экстаза, когда вся ее туша завибрирует от наслаждения и она наполнится, насытится, пресытится смертью. Другая рука ведьмы трогает лицо Ферн, старается разорвать ноздри и выдавить глаза. Рядом с Моргас трепещет от волнения, участвуя в этой пытке, Сисселоур. И маленьким холодным уголком сознания Ферн отмечает нажим ее головы на левое бедро, на забытое за время путешествия содержимое кармана. Моргас наслаждаясь тем, как она душит Ферн, оставила руки той свободными. Ферн добирается до кармана, крепко прижимает руку к огневым кристаллам. Затем вынимает их и всаживает в месиво груди ведьмы. Голоса у Ферн нет, но губы ее движутся, и сознание говорит, говорит ее воля, и ненависть ее растет, превращаясь в грубую силу.

— Fiume! Cirrach fiume! — Ее рука загорается пламенем.

Мгновенно ее пронизывает ужасающая боль — затем Ферн пятится назад, внезапно успокаивается, и боль исчезает. Моргас кричит. Ее рот раскрывается огромной красной ямой, зубы стучат от конвульсий. Пальцы–щупальцы рвут ткань одежды и собственную кожу, но кристаллы впиваются, пожирают ее грудь, и одежда на ней вспыхивает, как сухой хворост. Сисселоур быстро отскакивает в сторону, но, видимо, сделав это недостаточно быстро, притягивает на себя пламя и, крутясь и извиваясь, становится огненным факелом. Она пытается добежать до реки, но времени на это уже нет, нет времени… Бумажная кожа и нитяные волосы становятся пеплом, и обгорелые ее кости, расколовшись на куски, со стуком скачут по камням. Моргас все еще движется, почерневшая бесформенная масса, опавшая в озеро растопленного жира, ползет к берегу. Во все стороны разлетаются хлопая того, что могло быть одеждой, кожей или мышцами. У нее уже нет лица, нет рук, только беспалые обрубки. Медленная агония пожирает то, что было когда–то телом. Ферн замирает от ужаса. Конвульсии, сотрясающие тело ведьмы, говорят о том, что все кончено, но каким–то образом Моргас движется вперед, и, сдвигаясь каждый раз лишь на миллиметр, она все–таки добирается до берега и постепенно перетекает в воду. Шипя, река проглатывает ее. В воздух подымается ледяной пар.

Быстро! — торопит Кэл, лежа у ног Ферн. Как только началась агония Моргас, судороги и боль его прошли. — Опусти обожженную руку в воду.

Но я ничего не чувствую…

Почувствуешь, если сейчас не полечить. Это же Стикс, эта вода тебя вылечит. Только держи руку в воде не больше двух секунд…

В этом предупреждении нет необходимости. Холод воды ужасен, еще мгновение, и ее рука просто отвалилась бы. Когда Ферн вытаскивает руку, она ищет глазами тело Моргас.

Когда ты вернулась ко мне, — резко спрашивает Кэл, — ты именно это и собиралась сделать?

Нет.

Он изучает ее лицо, желая постичь правду, не уверенный в том, что видит.

Ты все равно — моя Должница. Запомни это колдунья. Однажды я явлюсь за долгом.

Я знаю. — Она целует его в щеку, он вздрагивает. — Спасибо.

— Теперь иди. Туннель тебя выведет. Иди вверх, все время вверх.

И она бежит по камням, вверх по склону, собрав всю свою энергию для последнего рывка. Она тяжело дышит, а свет становится все ярче и ярче, наконец она уже не видит земли у себя под ногами, но все идет и идет, ослепленная, ничего не видящая, и вот почва совсем уходит из–под ног, и она проваливается, проваливается в сияние.

Глава двенадцатая

Ферн с трудом выбиралась из глубочайшего сна. Она осознавала, что никогда еще не спала так крепко. В попытках проснуться ей казалось, что она выбирается из вязкой патоки, при этом отчаянно борется с липкой чернотой. Наконец в ту минуту, когда она уже была готова открыть глаза, ей пришло на ум, что она слишком много выпила и то, что сейчас происходит, — это похмелье. Она не могла бы вспомнить, что с ней случилось, но, должно быть, о ней позаботилась Гэйнор. И вот она подняла веки, и увидела комнату, в которой прежде никогда не бывала, и поняла, что лежит в больничной кровати. В комнате светло–голубые стены, сильный запах цветов, в окна струится свет заката. Это клиника. Шок был так велик, что у Ферн заболел живот. Она попыталась сесть, но даже не смогла поднять голову. Она увидела трубочки, опутывающие ее, и пляшущую зеленую линию на мониторе. И потом, с огромным облегчением, увидела Рэггинбоуна. Его капюшон был откинут, и он разглядывал ее с таким выражением лица, которого она никогда прежде не замечала у него. Во взгляде смешались его преклонный возраст, усталость, и слабость, и участие. Волосы его стояли дыбом, будто он нарочно взлохматил их, а лицо прорезало столько же морщин, сколько линий в джигсо из тысячи кусочков.

—Я, должно быть, была ужасно пьяна, — сказал Ферн. Голос ее был очень слабым, чуть громче шепота.

—Ужасно, — эхом откликнулся Рэггинбоун. Через минуту она спросила:

—Почему я здесь? Что, была автомобильная авария?

—Ты была больна, — ответил Наблюдатель.

—Больна? Но… — Отдельными фрагментами возвращалась память. — Я собиралась выйти замуж. Я сегодня выхожу замуж.

—Это было на прошлой неделе.

—О!.. — Она попыталась это осмыслить. — А я… вышла замуж?

—Нет.

По какой–то причине, которую Ферн все еще не могла осознать, она почувствовала себя чрезвычайно уютно. Ее разум пытался справиться с ситуацией, но это было слишком сложно, и она просто тихо лежала, дав волю своим мыслям плавать там, где им заблагорассудится. Зеленая линия на мониторе вела себя нормально, поэтому Рэггинбоун не стал звать медсестру, хотя сначала хотел это сделать. Его, похоже, слегка удивило, что у Ферн не болит обожженная рука, но доктор говорил, что повреждены нервы, и, возможно, рука до сих пор еще ничего не чувствует.