Любовь Пушкарева - Утраченный покой

Когда в окне появился Франс, я не удивилась, и почти без брезгливости протянула руку и втащила его в комнату, надеясь хоть что-то прояснить.

Мы вопросительно уставились друг на друга и тут же поняли, что ответов нам не получить.

– М-да… – мрачно проронил Франс.

– Зачем ты прилетел? – все же спросила я.

Он пожал плечами

– Я клялся помогать тебе, пока ты не восстановишься. По-моему, ты восстановилась.

– Ты ошибаешься, я не восстановилась, – устало проронила я и упала на диван. Кисс поднялась, постояла, будто собиралась с духом, и, спрыгнув с дивана, протопала к Франсу. Она никогда не отличалась легким летящим шагом, а сейчас вообще двигалась с грацией танка. Подойдя к вампиру, она встала перед ним, глядя в глаза.

– Что? На руки хочешь, гирлянда новогодняя?

Кошка продолжала недобро и требовательно смотреть.

– Да возьми ты ее, раз уж она хочет, – буркнула я. – Не знаю, что с ней творится, – расстроено вырвалось у меня.

– Ну ладно, – Франс взял Кисс на руки и легко упал в кресло. – Какая же ты пушистая гадость… Что ты хочешь? Ну что ты хочешь, а?

Все это время он активно чесал и тискал ее; зная Кисс, я ожидала, что вамп вот-вот получит когтистой лапой и зубами. Но Кисс с выражением муки на морде терпела это, а потом, когда Франс начал дразнить ее, захватила передними лапами его руку и начала вылизывать запястье.

Вамп удивленно поднял бровь и посмотрел на меня. Я пожала плечами – стандартное кошачье поведение, за вылизыванием может последовать укус от переизбытка чувств. А такой переизбыток с Кисс случался часто.

Вдруг кошка впилась в него, но не легко, как обычно, а пытаясь прокусить до крови. Франс возмущенно заорал и попытался стряхнуть ее.

– Тихо, – прикрикнула я на него. – Ничего с тобой не будет.

Кисс прокусила и принялась слизывать даже на вид тошнотную бурую кровь. Кровь вампира была даже не темной, венозной, а старой, коричневой, как засохшее пятно на одежде покойника с разорванной глоткой.

Рана быстро затянулась и Кисс прокусила еще раз, получилось у нее с трудом – она слабела.

– Твой фамилиар избрал экзотический способ самоубийства – прокомментировал Франс с насмешкой.

Если бы я не знала, что у Кисс есть вполне функционирующие мозги, я бы с ним согласилась и попыталась как-то помешать ей. Но…

– Кисс, что же ты делаешь? Для чего? – вырвалось у меня.

Из последних сил прокусив еще раз и слизав очередные несколько капель, кошка буквально свалилась с вампа и отошла на слабых лапах, а потом упала. Глазки потеряли свою обычную выразительность, она как будто боролась с обмороком.

– Занятно, – весело прокомментировал вамп. Я с трудом сдержалась, чтоб не наорать на него.

– Кисс, Кисси, чем тебе помочь? – пролепетала я, опускаясь перед ней на колени, но не рискуя дотрагиваться.

Пришел смутный ответ: зеленой силы.

Я собралась и выдавила из себя зеленый vis и отдала ей, погладив. По телу фамилиара прошла судорога, и я заметила, что у нее вздувшийся живот. Она привстала и опять содрогнулась, так тошнит кошек, когда они пытаются выплюнуть шерсть.

Я еще ее погладила, отдав зеленый vis.

Кошку накрыла череда сильнейших судорог, она пыталась что-то исторгнуть из себя.

Наконец что-то показалось из широко раскрытого рта, какая-то тонкая кость… Еще секунда… И я смотрю на невыносимо гадкий комок костей, перьев, шерсти – и все это в вампирьей крови.

Самое ужасное, что ЭТО было живое. Оно живое и… чистый лист.

Кисс упала, закрыв глазки. Умереть собралась, выполнив свой долг. Ну уж нет. Влив в нее все, что у меня было, я, взяв ее в руки, протянула Франсу.

– Отнеси ко мне домой, Лиану. Если Кисс не выживет, то помощи не жди.

Франс возмущенно фыркнул и открыл рот, чтобы пререкаться, но поймав мой взгляд, заткнулся и взял ее.

– Выпусти меня, – буркнул он, пришлось потратить несколько драгоценных секунд, выталкивая его в окно.

Когда я вернулась к выродку Кисс, то уже была не сама в комнате, Страж стоял у стены, как будто приготовился принимать экзамен.

Выбросив мысли о нем, я сконцентрировалась на «полуфабрикате фамилиара» оставленном мне Кисс.

Идя по уже отработанной схеме, я придала ему форму кошки с крыльями, но это вышла не просто кошка. Как это иногда бывает, из памяти вдруг вынырнуло давно забытое, и мне сам собой пришел на ум фильм «Энимал плэнэт» о меланистах, живущих на горе Кения: леопардах и сервалах. Леопард был слишком велик и опасен и не подходил на роль «пэта», а вот сервал – как раз.

Разобравшись с внешностью, я принялась за содержание. Тут я потянулась к стилету-ненависти, беря из него черный vis для фамилиара, связывая их воедино. Стилет сопротивлялся, он не хотел никого знать, кроме меня, не хотел ни с кем делиться. Он принадлежал мне, а я ему. Кто-то третий мог ослабить нашу связь, но именно этого я и добивалась. Учтя ошибку с Кисс, я заложила в фамилиара полное и быстрое подчинение мысленным и голосовым приказам.

Самое главное: vis-система… Фамилиар питается смертью, черным vis во всех его проявлениях: от увядания цветка до ненависти и смерти живого. Но я запретила ему провоцировать выработку vis, запретила пугать и убивать разумных, запретила уничтожать и повреждать цветы и травы.

Увы, я не рассчитала свои силы и vis-систему доделывала уже на грани обморока, мысли разбегались, я ловила их, как мышей, за хвосты. На последнем усилии я проверила, все ли легло как надо, и не найдя ошибок, вырубилась.

Пришла в себя от ощущения шершавого языка на своих губах и запаха кофе. В голове было пусто и муторно, я с трудом разлепила веки и уставилась в два спокойных желтых глаза. Кения. Бархатная черная морда с большими высокими ушами, то ли кошачья, то ли собачья, и такое же полусобачье тело. Кот спокойно смотрел на меня, ожидая реакции.

»Кения, подойди ко мне» – мысленно позвала я.

Черный кот встал и, сделав короткий шаг, сел вплотную к моему лицу.

»Хороший».

Его глаза согласно сузились.

– Вот, – Страж поставил чашечку кофе рядом со мной на пол, и до меня дошло, что я сижу на полу, опираясь на диван. Дрожащей рукой я взяла чашку и, не чувствуя вкуса, маленькими глотками выпила горячее содержимое. Сразу стало легче.

Я попыталась собраться с мыслями… вдруг позвонили в дверь, долго и настойчиво, а потом забарабанили. Я бросила беспомощный взгляд на Отшельника, он стоял, словно прислушиваясь к чему-то, но потом все же пошел открывать.

Когда лязгнул замок, то на несколько мгновений воцарилась полная тишина, а потом раздался испуганный, но полный отчаянной решимости голос Шона: