Элизабет Кернер - Эхо драконьих крыл

По сей день я сдерживала это обещание — не рассказала бы об этом и сейчас, если бы не знала, что ныне роду уже не может угрожать никакая опасность, связанная с вех-сном.

Он заговорил тихо, но внятно.

— Вех-сон — это величайшая слабость нашего племени. Если слух о нем долетит до гедри, мы наверняка будем перебиты один за другим во время нашего сна…

Нам не требуется столь часто принимать пищу, как вам. Одной трапезы в неделю, если она основательная, вполне достаточно. И спать нам требуется гораздо меньше — одного часа в день вполне хватает, хотя некоторые спят дольше.

Мне известно, что представители твоего народа достигают определенного роста еще в начале жизни и с того времени больше не растут. На мой взгляд, это очень удобно, однако у нас с этим по-иному. Чем дольше мы живем, тем больше мы становимся. Ты ведь видела Шикрара — он более чем на шесть сотен лет старше меня.

Теперь, когда тебе это известно, не задаешься ли ты вопросом: как мы можем расти, когда покрыты такой броней?

Ответ прост: не можем. Примерно через каждые пятьдесят лет — срок этот для каждого бывает разным — нас одолевает вех-сон. Мы узнаем о его приближении всего лишь за час, в лучшем случае за День, не раньше. Мы давно поняли: самое благоразумное, что можно сделать при этом, — отыскать себе безопасное место и спокойно дождаться сна.

При приближении вех-сна мы начинаем ощущать сильную слабость. Это для нас как предупреждение. Мы даем знать об этом своим супругам или самым близким друзьям и немедленно отправляемся в свои чертоги.

Эта пещера — не та, где я провожу большую часть своих дней. Это — мой вех-чертог, безопасное место, где я могу пребывать в вех-сне. Вот почему он расположен так далеко от остальных жилищ рода, вот почему он так сокрыт и в него трудно пробраться.

Дальше мы начинаем ощущать сильнейший зуд по всему телу, словно наша кожа становится нам мала, так оно и есть. Сидя в своем уединенном чертоге, мы принимаемся чесаться и обнаруживаем, что чешуйки нашей брони с легкостью начинают отделяться, хотя обычно они очень прочны и защищают нас от любых самых сильных воздействий. Это странные и путающие мгновения. Мы стараемся удалить с тела как можно больше чешуек, слишком уж невыносим зуд, но обычно не успеваем этого сделать: сон одолевает нас.

Bex-сон. Во время него мы не способны двигаться, даже если на короткое время частично пробуждаемся. Прежняя наша броня опадает с нас, а под ней сохнет и крепчает новая, и в это время мы уязвимы для любого существа, которое вздумает причинить нам вред. А сон длится до тех пор, пока новый наш доспех не затвердеет или пока не заживут раны, ибо этот же сон одолевает нас, когда мы тяжело ранены, или пока Ветры нас не разбудят. Это может продолжаться от двух недель до полугода, а при тяжелых ранениях и гораздо дольше. Мы исцеляемся, но медленно.

Вначале, да часто и позднее, некоторые пытались охранять тех, кто был им дорог, во время их вех-сна. Причина, по которой мы засыпаем так далеко от своих сородичей, та же самая, по которой подобные попытки всегда были обречены на неудачу. Bex-сон заразителен, по крайней мере, от него клонит в обычный сон. Одна супружеская пара как-то пыталась осуществить подобное, помню, тогда я был еще совсем молод. Bex-сон одолел нашего родича, а спустя день один из нас попытался мысленно воззвать к его супруге, но не получил ответа. Ее нашли крепко спящей средь бела дня, снаружи пещеры. Довольно легко ее разбудили, но она отказалась покинуть супруга. Друзьям пришлось вновь и вновь будить ее через каждые несколько часов в течение двух недель, прежде чем она примирилась с тем, что бороться с этим невозможно.

Теперь ты понимаешь, дорогая, почему ты не должна никому об этом говорить? Мы спим, не защищенные ни броней, ни сородичами, неспособные даже позвать на помощь или оказать хоть какое-то сопротивление. В этом наша величайшая слабость и наша величайшая тайна.

Ланен

— Понимаю. Но разве сновидения, которые вы видите во время этого сна, чем-то важнее обычных?

— Во время вех-сна грезы приходят очень редко. Обычно они воспринимаются как послания Ветров, и старейшие всегда говорят, чтобы мы уделяли им самое пристальное внимание.

— Ив одном из таких сновидений ты увидел меня? — спросила я, очень довольная, хотя меня уже начинала одолевать дремота. Весь этот разговор о сне дал мне понять, насколько я устала. Прошедший день выдался каким-то невероятным.

— У меня было три вех-видения, по одному во время каждого из вех-снов, случившихся в последние три раза. В первом из них я встретил тебя. Это был первый день листосбора, и я увидел, Как ты сходишь на берег, как позже это случилось по-настоящему. Во второй части видения я услышал, что меня кто-то зовет, — голос Акора сделался мягким и полным обожания. — Это был голосок дочери гедри, взмолившейся во тьме и назвавшей меня братом.

Я улыбнулась.

— Я рада, что поступила тогда правильно. А что было в двух других снах?

— Во втором мы с тобой стояли на вершине утеса, и я помогал двум детенышам, руководя их первым полетом. Там были и другие, но их я не рассмотрел.

А третий — он был еще более таинственным, чем первые два. Женщина твоего племени, которую я никогда раньше не видел, приблизилась ко мне и назвала меня моим полным, истинным именем, но я не испугался. Словно мы были старыми друзьями, встретившимися после многовековой разлуки.

Мне понравились все три его сна: каким-то образом они подействовали на меня обнадеживающе. Я пыталась сказать что-нибудь вразумительное, но в голову ничего не приходило: то и дело я зевала во весь рот. Оглядевшись, я заметила, что небо начало светлеть.

— Прости меня, Акор, но, думаю, даже простой разговор о вех-снах тоже заразителен. Не знаю, как ты, а я вся продрогла и изголодалась, но больше всего мне сейчас хочется спать. Ты не будешь возражать, если я прикорну в уголке твоего чертога?

Его это позабавило.

— Давай-ка встань и собери побольше топлива, а я пока разожгу то, что ты уже насобирала до этого.

С трудом я поднялась и заставила себя дважды пройтись по опушке леса, чтобы набрать валежника. Большинство веток и сучьев оказались покрыты инеем, я чувствовала это на ощупь. Несмотря на всю свою усталость, я была благодарна этому занятию: собирая хворост, я хоть немного разогрела закоченевшие суставы. Когда я принесла в пещеру вторую охапку, Акор уже разжег веселый костерок. Сам он лежал, свернувшись, на полу из кхаадиша. Я даже не стала обращать внимания на мерцание золота вокруг. Не то чтобы сбор валежника оказался тяжелым занятием, но я попросту ужасно устала за минувшие сутки.

Какое-то время я стояла подле огня, изо всех сил стараясь согреться.