Сергей Лукьяненко - Сумеречный дозор

Это… это как-то слишком по-человечески. Сумбурно и нелогично. Никак не похоже на действия мудрого сильного Иного.

Но только такой Иной был способен убить Витезслава.

Опять все не складывается…

Внизу шевельнулся Эдгар. Вздохнул, зашуршал одеялом, забираясь на полку.

Закрыв глаза я постарался максимально расслабиться.

Представил, как тянутся за поездом рельсы… через станции и полустанки, мимо городов и городишек, до самой Москвы, и как разбегаются от вокзала дороги, чтобы за кольцевой сморщиться от выбоин, чтобы за сотым километром превратиться в разбитые шоссейки, подползти к захудалой деревеньке, к старому бревенчатому дому…

«Светлана?»

«Я ждала, Антон. Как вы там?»

«Едем. Что-то странное творится…»

Я постарался максимально открыться перед ней… ну, или почти максимально. Размотать свою память, будто рулон ткани на столе закройщика. Поезд, Инквизиторы, разговор с Ласом, разговор с Эдгаром и Костей…

«Странно» — после короткой паузы произнесла Светлана. «Очень странно. Такое ощущение, что кто-то с вами играет. Мне это не нравится, Антон».

«Мне тоже. Как Надя?»

«Спит давно».

В таком разговоре, доступном лишь Иным, нет интонаций. Но что-то, все-таки, их заменяет — я почувствовал легкую неуверенность Светланы.

«Ты не дома?»

«Нет. Я… в гостях у одной старушки».

«Светлана!»

«Именно в гостях, не беспокойся! Решила обсудить с ней ситуацию… и узнать кое-что о книге».

Да, мне надо было сразу понять, что не только беспокойство за дочку заставило Светлану нас покинуть.

«И что ты выяснила?»

«Это была книга „Фуаран“. Та самая. Настоящая. И… насчет сына Гесера мы были правы. Бабушка веселилась от души… и восстанавливала полезные контакты».

«А потом пожертвовала книгой?»

«Да. Оставила ее, в полной уверенности, что тайник быстро найдут — и прекратят поиски».

«И что она думает о случившемся?» — я старательно избегал называть имена, будто такой разговор можно подслушать.

«Мне кажется, она в панике. Хотя и хорохорится».

«Светлана, как быстро „Фуаран“ может превратить человека в Иного?»

«Почти мгновенно. Требуется минут десять, чтобы произнести все заклинания, потом нужно несколько ингредиентов… или, можно сказать, один… кровь двенадцати человек. Хотя бы по капли крови, но от двенадцати разных людей».

«Зачем?»

«Это надо саму Фуаран спрашивать. Уверена, вместо крови сгодилась бы любая жидкость, но ведьма привязала заклинание к крови… В общем — десять минут подготовки, двенадцать капель крови — и можешь превращать человека в Иного. Или целую группу людей, главное — чтобы все они были в поле твоего зрения».

«И какова будет их сила?»

«Разная. Но слабых можно подтянуть до более высокого уровня следующим заклинанием. Теоретически из любого человека можно создать Высшего мага».

Что-то тут было, в ее словах. Что-то важное. Вот только пока я не мог поймать эту нить…

«Света, а чего боится… старушка?»

«Массового превращения людей в Иных».

«Не собирается явиться с повинной?»

«Нет. Собирается немедленно делать ноги. И я ее понимаю».

Я вздохнул. Все-таки стоило бы привлечь Арину к ответственности… стоило бы, не выдвигай против нее Инквизиция обвинения в саботаже. И опять же

— Гесер…

«Света, спроси ее… спроси, для чего похититель мог отправиться на восток? Может быть, в том месте, где „Фуаран“ был написан, книга обретет большую силу?»

Пауза. Как жалко, что это не сотовая трубка, что нельзя поговорить с ведьмой напрямую. Увы, прямой разговор возможен лишь между близкими людьми. Хотя бы единомышленниками.

«Нет… Она очень удивилась. Говорит, что никакой привязки к местности у „Фуарана“ нет. Книга будет работать хоть в Гималаях, хоть в Антарктиде, хоть на Берегу Слоновой Кости.

„Тогда… тогда узнай, мог ли ей воспользоваться Витезслав? Все-таки вампир, низший Иной…“

Снова пауза.

„Мог. Хоть вампир, хоть оборотень. Хоть Темный, хоть Светлый. Никаких ограничений. Единственное, что книгой не смог бы воспользоваться человек“.

„Это понятно… Больше ничего?“

„Ничего, Антон. Я надеялась, что она сможет дать нам зацепку… но ошиблась“.

„Ладно. Спасибо. Я люблю тебя“.

„И я тебя. Отдыхай. Вот уверена, утром все станет яснее…“

Тонкая ниточка, протянувшаяся между нами, порвалась. Я заерзал, устраиваясь поудобнее. Потом не удержался, посмотрел на стол.

Стрелка „компаса“ по-прежнему вращалась. „Фуаран“ была в поезде.

Ночью я просыпался два раза. Один раз, когда к Эдгару явился кто-то из Инквизиторов, доложить об отсутствии каких-либо докладов. Второй раз, когда поезд остановился в Тамбове и Костя тихо вышел из купе.

Встал я после десяти.

Эдгар пил чай. Костя, порозовевший и свежий, жевал бутерброд с колбасой. Стрелка вращалась. Все по-прежнему.

Я оделся прямо на полке, спрыгнул вниз. В комплекте с бельем шел крошечный кусочек мыла, к которому и сводилась вся доступная мне гигиена.

— Бери, — буркнул Костя, пододвигая мне полиэтиленовый пакет. — Я там взял кое-чего… в Тамбове…

В пакете нашлась упаковка одноразовых бритв, флакончик геля для бритья „Жилет“, зубная щетка и паста „Новый жемчуг“.

— Одеколон забыл, — добавил Костя. — Не подумал.

Неудивительно, что забыл — вампиры, как и оборотни, не слишком-то жалуют сильные запахи. Может быть и эффект от чеснока, по большому счету для вампиров совершенно безвредного, связан с тем, что он мешает им искать жертву?

— Спасибо, — сказал я. — Сколько я тебе должен?

Костя махнул рукой.

— Я ему уже выдал, — сообщил Эдгар. — Тебе, кстати, тоже командировочные положены. Пятьдесят долларов в день, плюс на питание — по кассовым чекам.

— Хорошо живет Инквизиция, — съязвил я. — Новостей нет?

— Гесер и Завулон пытаются разобраться с останками Витезслава, — он так и сказал, „с останками“, торжественно и официально. — Трудно что-либо понять. Ты же знаешь, чем старше вампир, тем меньше от него остается после смерти…

Костя сосредоточенно жевал бутерброд.

— Ну да, — согласился я. — Пойду, умоюсь.

В вагоне уже почти все проснулись, только пара купе, где гуляли слишком уж активно, оставались закрытыми. Я выстоял короткую очередь и втиснулся в казарменный уют вагонного сортира. Теплая водичка лениво сочилась из железной пипки крана. Отполированный стальной лист, заменяющий зеркало, был давно и безнадежно запачкан мыльными брызгами. Чистя зубы жесткой китайской щеткой я вспоминал ночной разговор со Светой.