Оксана Демченко - Мир в подарок

Прикончив бутылку, мы в четыре руки нашли еще одну, выпили за Кормчего и Князя.

Потом вышли на палубу — заметно штормило — и Рыбья кость со знанием дела сообщила, что крепчает северный ветер. Мы на всякий случай посчитали многострадальные кливера, сошлись на том, что разница в полтора-два при пересчете — вполне нормальна и, кажется, вернулись в каюту.

По крайней мере, проснулась я там, поздним утром, в давно вожделенном состоянии легкого похмелья от хорошего вина. Новая подруга уже умылась и довольно хрустела последним шашлыком, предоставив мне салат с гарниром из зависти. Я съела, запила новой порцией красного, уже в чисто лечебных целях.

Силье скороговоркой сообщила, что трупы врагов рано утром галера вывезла в море.

Акулы довольны. Погибших в схватке похоронили в огне, чтобы отвезти прах домой.

Еще отыскались рыбак и княжеский гонец, оба мертвы. Им роют могилы в скальной осыпи за долиной.

— Раненые есть?

— Серьезно — пятеро, остальные так, поцарапаны. Мы потеряли троих — невероятное везение. Храмовые стражи серьезные бойцы, но у них не оказалось лучников. К тому же они сразу утратили боевой дух, поняв, что окаянных кто-то положил, стали глупо прорываться на западную тропу. Их из гнезда на скале укладывали, одного к одному. Конечно, отдельное спасибо твоему странному коню. Что сказал рыжий их лошадкам — один он знает, но те практически обезумели.

— Действительно удачно.

— Тяжело лечить? Вроде, вчера совсем трупом смотрелась. Знаешь, зеленое лицо в сочетании с рыжими волосами — очень страшно.

— Рыжими? — Я ошалело тряхнула головой, выдернула прядь от макушки и принялась ее изучать. — Ну тебя, я коньячная.

— А пахнешь, как винная, — фыркнула нахалка. — Да вы с этим хамским конем в одну масть. И что тебя не устраивает? Модный в Карне цвет.

— Только не говори, что у меня веснушки!

— Не, веснушек нет. Ты же, эта… коньячная. Нормальный цвет кожи, все путем.

Нос красноват, веки тяжеловаты, но это скоро пройдет. Не переживай. Всю жизнь так жила — так и помрешь.

— Спасибо, только я всю жизнь была кофейная. И один день — блондинка, потом каштановая недели две-три, а теперь рыжая. Куда катится мир?

— Да в правильную сторону, подруга. Если никто не заметил — то и грустить не о чем.

— Видимо, посветлела немного после второго прыжка в Радужный. Риан не сказал, Най промолчал — ну, ночью и понятно. Так в Агрисе-то… Хотя они там все рыжие, кто не илла.

— Взбодрись. Иди на палубу, посмотри, как люди работают. Полегчает.

Я пошла. Галера стояла рядом, борт в борт, ночью снятая с мели и уже вернувшаяся с прикорма рыб. С двух сторон от нее, на берегу и нашей палубе, толпились зрители. На бригантине самые любопытные висели на вантах.

На совершенно пустой палубе Акулы, заляпанной кровью с трупов, перевезенных утром в дар тезкам корабля, возились двое. Капитан и княжич. В драных штанах, с голыми спинами, взмокшие и утомленные. Им громко и разнообразно сочувствовали. И еще помогали, с размаху поливая водой и спины, и палубу.

— Придем в Индуз, скажи кормчему, что мыл полы-ы, слышь, сухопутный? Он тебя за борт небольно отправит, правда, надолго.

— А капитан-то наш хорошо трет! Детство вспомнил, когда на Упорном ходил юнгой.

Какие там были палубы — чудо. Батюшка — добрый: его, что ни день, к работе усердно приучал. Вот, значит, и пригодилось.

— Эй, Карн, пройдись под той толстой палкой, что из пола растет, ее еще мачтой иногда называют.

— Капитан, ночью девки хором пели, что улыбка — она заместо флага. У тебя, выходит, с флагом ба-альшие проблемы.

Мне особенно понравилось то, что оба наказанные трудились действительно усердно и отшучивались без злости. Хотя палуба была обширная, а грязь трудно выводимая.

Я усмехнулась. Силье придумала славное развлечение, чтобы спасти обоих от гнева отца. Публично парни уже наказаны, и второй раз кормчий их казнить не станет.

Раненые лежали в каютах, я спустилась к ним, оставляя другим выгодное место у борта.

Разобравшись с последним, все-таки потеряла сознание. И очнулась в знакомой капитанской каюте, перед кубком холодной воды и вскрытой уже бутылью — на запив.

Опять был вечер, и в каюте кроме Силье ждали моего внимания бывшие рабы. С некоторым удивлением я обнаружила обоих мужчин, обеспеченных свободой, оружием и конями после удачной ночной охоты на отставший отряд окаянных. Добрались, значит.

— Решила, с них надо начинать, — пояснила подруга. — Намучились.

— Я уже говорила, дар может и проснуться, и уйти. Да, мальчика проводить рано.

Уверена, что именно поэтому рабов из степи забирают в восемнадцать. Чтобы дар не спугнуть.

— Ладно, окуня костлявого юнгой возьму, — кивнула Силье. — Как палубу драить, он уже знает, так что к делу годен. Представляешь, пролез, паршивец, на Акулу и взялся остолопам помогать. Говорю — пшел вон! А он — руки в бока и гордо заявляет, что он свободный человек, благодаря моему брату, и спасителю в помощи не откажет. Так и не прогнала. Теперь другое дело. Марш на берег, юнга! Дежурить у костра до полуночи.

— Слушаюсь, капитан, — пропищал тощий конопатый юнец и гордо удалился.

— Вы готовы? — спросила я у пожилой жительницы Карна и обоих бывших рабов-илла.

Она смущенно кивнула, парни подтвердили согласие более уверено. Несколько минут спустя все трое ушли в сон. Дар покинул их почти сразу, мне было хорошо видно.

Один илла, кажется, задержался на том берегу, но в самом удачном случае он мог стать неплохим лекарем. Хотя и это немало. Силье удивленно вскинула брови.

— Но почему? Всем троим давно не восемнадцать.

— Клетки, ошейники и клейма придуманы первым Адептом. Не поверишь, но я убеждена, предназначение их — именно удержать дар.

— С одаренными обращаются хуже, чем со скотом.

— Да. Жизнь кончается, как только обнаружен дар. Семья, работа, друзья, привычная жизнь — отнимают все. Остаются только сны и воспоминания. Там живы родные, цела честь, возможна нормальная жизнь. Почти все одаренные рабы не пройдут в сон. Они хотят покоя, возврата в прошлое, именно таков замысел Адепта.

Снавей из них не создать.

— А из меня?

— По бокалу — и спать. Утром узнаем.

Утром я очнулась с восходом. Действительно, на тот берег проводник доставляет каждого по-разному. Кое-что я узнала о них, как и они обо мне. Но это и отдаленно не напоминало волнующего память единения душ, случившегося в прошлый раз. Дорога для Лиасы и двух одаренных девушек не в счет, я тогда слишком спешила и была занята мыслями о минувшей схватке. Да и бруса после пережитого казалась наглухо замкнутой в своей «раковине».