Артем Каменистый - На руинах Мальрока

– Мне бы с мечом для начала. Научите?

– Дан – вы плохо выглядите. Может отдохнете лучше?

– Сегодня да – отдохну. А завтра подучите?

– Разумеется. Если тело ваше знакомо с фехтованием, то сразу все вспомнится.

Палка в руках епископа чуть подрагивала, кончиком описывая в воздухе крошечные восьмерки. Завораживающее движение, и по опыту знаю, что фиксировать на нем взгляд не стоит – смотреть надо чуть дальше, желательно сквозь противника. Трудно к такому привыкнуть, но зато видишь его с головы до пят и ничего не упускаешь. А если вытаращусь на одну точку, то сразу пожалею: расплата будет мгновенной. Это в гонконгских фильмах противники дубасят друг друга огромными ножиками по часу экранного времени, и даже не потеют при этом. Здесь же все иначе: атака бывает или успешной, или нет. В первом случае побеждаешь ты, во втором вариантов два: ничья, или ты проиграл.

Ничья у меня с епископом бывает редко…

Победы над ним вообще единичны…

А ведь достаю его часто, но почти все эти случаи он решительно забраковывает. Довод у него один: таким ударом я могу лишь бездоспешному рану нанести. Противнику в доспехах не сделаю ничего – даже добротная кожанка или простецкая куртка стеганная не пропустит сталь к коже.

Странно – на Земле меня научили бить именно так. По опыту знаю, что даже при ударе по пластиковой кирасе синяки оставались иногда. Инструкторы считали, что при атаке надо основной акцент делать на скорость: с короткого колющего тычка, малым замахом, режущим касанием. Стараясь поразить уязвимые точки, вызвав или мгновенный шок, или обильную кровопотерю. Но епископ думает иначе: бить надо с такой силой, чтобы даже в броне несладко пришлось – если все получилось правильно, то уже неважно, куда угодил. Несколько таких попаданий, и врагу хана. Такому меня никто не учил – это ведь не фехтование, а обмолот зерна получается.

Парирование ударов епископ тоже не приветствует. Логика в этом присутствует – сталь, сталкиваясь со сталью, не всегда остается безнаказанной. Иззубренный клинок теряет эффективность, и в особо печальных случаях может вообще сломаться, оставив тебя в огрызком в руке против ухмыляющегося противника. Свой меч положено беречь, так что портить его допустимо лишь в крайних случаях. Отступи, увернись, пригнись – убери свое тело с пути вражеского оружия, в крайнем случае встречай плашмя

Восьмерку разорвало в нижней точке траектории – палка в руках епископа крутанулась будто лопасть винта самолетного, конец прилетел в голову. Но головы моей в этой точке уже не было – резко присев, я подрубил противнику опорную ногу, но она, к сожалению, повторила маневр моей головы, только ушла не вниз, а вверх – под самым каблуком деревянный "клинок" прошел. И ловкий еретик при этом не упал – немолодой, а шустрый, будто кот ворующий колбасу!

Понимая, что снизу вверх как атаковать, так и обороняться будет не слишком удобно, я попытался отскочить назад как был – на полусогнутых ногах. Но так и замер – обструганная палка легонько стукнула по макушке шлема, сигнализируя об окончании поединка.

Опять достал меня, хрен старый!…

Выпрямился, рванул застежку, стащил шлем, глубоко вздохнул. Вымотался немного – уже около получаса рубимся, всю траву истоптали на полянке, пота пару литров потеряли.

Епископ, отбросив палку, снял шлем, покачал головой:

– Дан – мы уже второй день с вами занимаемся, а боевая память так и не возвращается. Это неприятно…

– Вы ведь говорили, что я делаю успехи.

– Да – так и говорил: вы перестали меня гладить оружием – начали бить почти как полагается. Но все равно не понимаю в чем дело – неправильно вы с мечом работаете.

– Но я же иногда вас побеждаю. Редко, но побеждаю.

– Дан – я смертный человек, и тоже ошибаться могу. Да и давненько с войной покончил, лишь с вами познакомившись, начал вновь за меч браться. К тому же палка не железо – отличия есть. Так что не обольщайтесь. Если уж совсем откровенно, то ваши единичные успехи спасибо должны говорить не технике вашей – у вас ее вообще нет, если не вспоминать то ласковое поглаживание, что вы поначалу называли фехтованием. Скорость у вас большая – я такую не припомню, чтобы встречал. Реакция тоже отменная. Вот их и надо благодарить. К этим качествам еще добавить технику правильную, и опасный боец получится – очень опасный. Пару раз вы меня даже пугали: двигались с такой скоростью, будто не человек, а перерожденный.

Вспомнив, как резво действовала Йена после разоблачения, я вздрогнул, покачал головой:

– Раз старая моя техника не вспоминается, значит, буду учить новую. Я хороший ученик – учусь быстро.

– Вы и сейчас неплохи, но в сравнении с бойцами вроде меня выглядите просто смешно – уж извините.

– Я понимаю – не обижаюсь на правду. Но посмотрим, что вы скажете через месяц-другой.

Усмехнувшись, епископ пообещал:

– Если к осени начнете меня побеждать в половине поединков, то я поставлю вам кувшин лучшего вина, которое смогу здесь найти.

– Согласен. И Зеленый тоже согласен. Кстати – меня бы еще грамоте немного подучить. Не смотрите так странно: буквы путаются в глазах. Говорил же – с памятью совсем плохо. Мне бы хоть несколько уроков.

– Дан – я, конечно, не откажу, но удивляюсь все сильнее и сильнее: это как же голова должна повредиться, чтобы грамоту позабыть? Мне казалось, что грамота от самой души идет, а душу человеческую попортить никак невозможно, если без тьмы. А тьмы в вас нет никакой – даже без птицы уже понятно мне это.

– А в тюрьме сомневались…

– Там я и в самом себе не был уверен. Дан – пора догонять своих: обоз далеко уже ушел, места неспокойные, а мы теперь, по вашей воле, самые главные здесь остались – негоже народ без головы оставлять.

– Вы правы – случись что с нами, Дирбз с Арисатом друг другу глотки перегрызут.

– Ну это вряд ли. Просто опыта управления таким количеством людей у них нет, да и растеряются сильно – в непростом мы месте, и ситуация непростая. Так что лучше поспешить на коней – догнать обоз надо.

Трясясь в седле, я предавался унылым размышлениям. Второй день тренируюсь с епископом, но мечта так и не сбывается. Я ведь подспудно надеялся, что стоит начать занятия, и во мне пробудятся те самые механизмы черного сердца, что делали из Йены машину убийства. Она тогда, даже получив в начале схватки страшную рану, металась будто взбесившаяся молния. Нескольких вооруженных до зубов воинов едва не порвала. Епископ уверяет, что я быстр как стрела, но все же чувствую – не то все. Может и не тормоз, но до Йены бесконечно далеко.