Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева
Туомас прошел следом за Германом Николаевичем в темный кабинет и дождался, пока тот повесит на вешалку тонкое темно-синее двубортное пальто и вымоет руки. Не надевая халат, заведующий рухнул в кресло и поднял на санитара-интуриста усталые глаза.
— Ну, что на этот раз?
Туомас растерялся. Похоже, доктор Герман привык ожидать от него каких-то неприятностей.
— Я хотел узнать, осталось так мало времени… Ваше лечение, оно действует? Все эти анализы, капельницы, таблетки работают?
Доктор Герман неторопливо протирал идеально чистые очки и ждал, пока иссякнет поток вопросов. Туомас умолк.
— Мы ведь скоро узнаем, верно? — Заведующий водрузил очки обратно и порылся в своем портфеле, прежде чем извлек кипу каких-то распечаток. — Как ты мог заметить, анализы у него берут ежедневно. Я слежу за уровнем ликантропина, и пока ни единого повышения уровня выше нормы. Понимаешь? — Герман Николаевич шлепнул стопкой бумаги о стол. — Ты хоть понимаешь, чего мне стоит делать эти анализы в обход КДЛ[27]? Я половину стекол сам смотрю, микроскоп утащил из ремонтных, растворы мешаю вместо вечернего чая. А тут является Туомас и начинает допрос — откуда я знаю? От верблюда!
— Сегодня я выгнал Авенира из ВИП-палаты. — Туомас уже не боялся обиженных криков заведующего. — Запретите ему подходить к ребенку.
— Как это? — изумленно развел руками Герман Николаевич. — Предлагаешь мне лечь у дверей и бить в шаманский бубен? Он больничный священник, а у Игоря, напомню, нет законного представителя. Будем надеяться, Авенир нескоро об этом задумается.
— А те из социальной службы…
Герман Николаевич только рукой махнул.
— Пришли, галочку поставили и забыли. И ты о них забудь. Ты пойми, если я — я! — запрещу Авениру к нему ходить, это все равно что повесить на дверях отделения красную тряпку.
Туомас кивнул — если он правильно понял натуру батюшки, тот лишь утроит усилия.
— Я все гадаю, кто ему сболтнул про пацана? — доктор Герман уставился на него своим пристальным взглядом заклинателя змей. — Уж не ты ли часом? Полинка клянется и божится, что рта не раскрывала.
Туомас поежился — он едва ли помнил, о чем говорил с Авениром в их первую встречу.
— Ну да дело сделано. — Доктор хлопнул в ладоши. — Если у тебя все…
На столе затрещал стационарный телефон. Герман Николаевич выждал три звонка, словно не решаясь выдать свое присутствие в рабочем кабинете, но потом все же снял трубку.
— Слушаю. Да, на ночном. Да, понятно. — Заведующий зачем-то раздвинул двумя пальцами плотно закрытые жалюзи на окне и вгляделся в ночной пейзаж. — Хорошо, скоро спущусь. Мешок не закрывайте пока. Минут десять — и буду.
Туомасу хватило этой пары минут, чтобы вновь обрести почву под ногами.
— Я видел Цербера, — сообщил он, когда трубка легла обратно на рычажок. — Вчера.
Жалюзи затрещали сомкнувшись. Герман Николаевич побледнел так сильно, что Туомас приготовился бежать на пост за нашатырем. Заведующий потянулся было к мобильнику, потом убрал телефон обратно в карман пиджака и поднялся.
— Дашка, значит, наябедничала. Прошмандовка.
Туомас моргнул, но быстро выбросил незнакомое, явно ругательное слово из головы. Ему было не до пополнения запаса обсценной лексики.
— Он ничего мне не сделал, — уточнил Туомас на всякий случай. — Мне показалось, он и сам не понимает, что произошло. И не хочет, чтобы ситуация усугубилась.
— Что ты сообщил ему? — Герман Николаевич поднялся и смотрел на Туомаса очень строго. — От того, что ты ему сказал — или НЕ сказал, — зависит очень многое, Том.
Его пальцы мелко подрагивали, и сейчас заведующий показался Тому самым обычным человеком, старым и очень одиноким.
А еще очень напуганным.
— Я сказал, что не нападал на Игоря. Что не знаю, кто это сделал.
— И его это устроило?
— Он сказал мне не задерживаться в Питере. И пропал. — Туомас помолчал, раздумывая. Впрочем, этот момент показался ему не хуже любого другого. — Что происходит, доктор Герман? Что на самом деле происходит в этом чертовом городе? Цербер не оборотень. Он умеет исчезать. За мной следят, за квартирой Майи следят. И… кажется, за вами тоже. Кто эти люди?
В кабинете повисла тишина. Туомас тоже привстал и смотрел заведующему прямо в глаза. Доктор какое-то время раздумывал, после чего сгреб кипу бумаг обратно в портфель и выпрямился. Настольная лампа пару раз мигнула и наконец погасла.
— Добрый совет он тебе дал. — Герман Николаевич торопливо натянул халат. — Хорошо, что ты еще не переоделся. Пойдем.
Туомас открыл рот и закрыл его. Они спустились на лифте в подвальный этаж, памятный по стычке с рентгенологом в первый рабочий день. Герман Николаевич от лифта свернул налево, но миновал кабинет МРТ и двинулся дальше, в ту часть, куда Туомас еще ни разу не ходил. Чем дальше они шли по привычному прохладному коридору с выкрашенными в светло-болотный цвет стенами, тем сильнее Туомас начинал сомневаться, что здесь вообще кому-либо делают процедуры.
— Я никогда не отправлял тебя сюда, потому что за трупами приходят отдельные люди, — угадав его мысли, пояснил доктор.
— Это морг?
— В том числе. Патанатомическое отделение в нашей больнице — одно из лучших в городе, — Герман Николаевич заметно поморщился. — Не работенка, а мечта. С девяти до шестнадцати, никаких ночных смен, новенькие микроскопы, идеальная чистота. Пациенты опять же как на подбор — молчаливые и ни на что не жалуются.
Туомаса так покоробило, что ответных слов не нашлось. С каждым шагом запах формалина становился сильнее; он понял, что старается вдыхать пореже, со страхом ожидая в любую секунду распознать близость мертвечины. Доктор Герман продолжал как ни в чем не бывало шагать вперед и даже немного запыхался. Туомас не без опаски позволил себе глубокий вдох — и с удивлением осознал, что даже формалин теперь едва чувствуется.
— Думаешь, бессердечную чушь несу? — заведующий, как обычно, легко угадал причину его молчания. — А без этого в нашем деле никак. Да и не бессердечие это, а зависть, Том. Здешним и привязываться не к кому, загляденье. Нам сюда.
Герман Николаевич нырнул в небольшой коридор, который быстро закончился тупиком, и внезапно остановился. У прохода на пластиковом стульчике сидела молоденькая девушка лет семнадцати с красным, опухшим от слез лицом.
— А ты, милая, как сюда попала? — Доктор Герман действительно выглядел удивленным. — Тебя проводить до регистратуры?
Девушка смерила их обоих раздраженным, совсем не горестным взглядом.
— Там, — она мотнула подбородком в конец коридора, — лежит моя сестра. И я не уйду, пока не увижу тело.
Герман Николаевич понимающе кивнул.
— Одну минуту. — Он достал телефон
