Любовь и магия-2 (сборник) - Малиновская Елена Михайловна
– Здесь сухари и солонина. И теплые одеяла, – сказала тьма за лампой знакомым голосом.
Стэтсон выругался:
– Значит, это все-таки был ты, Грег! – И Бет поняла, что совсем не удивлена.
– Простите, мистресс Талли, шериф. Я не хотел вас сажать сюда, ей-боже не хотел! Нет бы вам подождать немного, пока мы с Нелли не закончим и не уедем отсюда. А так придется посидеть тут. Недолго, сэр. Всего две недельки нам осталось. А я перед отъездом записку оставлю, тут вас и найдут.
– Нелли мертва, ты, больной ублюдок!
– Мертва, – согласилась темнота. – Но недолго осталось. «Седьмая жертва снимает печати смерти, разрушает врата, и умерший пройдет обратно радужным мостом», – произнес он с благоговением, словно зачитал цитату из священной книги. – Моя сладкая Нелли, – бормотала тьма наверху. – Такая беззащитная, нежная. Они убили ее, твари. Говорили, она нелюдь, и убили. Ничего. Скоро они будут мертвы, а Нелли жива, и мы уедем из проклятого города!
– Что за чушь ты несешь, Рид? Отто и Сэмми точно не трогали твоей Нелли.
– Мне плевать. – Глаза Бет уже приноровились к свету, и теперь, задрав голову, она могла различить лицо Рида. – Кто покрывает убийц, сам не лучше, сэр. Они все молчали. Никто не пришел на помощь, когда ее убивали. Они заплатят!
– Все? – устало спросил Стэтсон. – И женщины? И дети?
– Нет, шериф, не надо! Женщин и детей я не трогаю! Только мужчины, сэр. У меня тоже есть совесть. И вас не трону – вы хороший человек. И мистресс Талли, мэм. Не держите зла.
Послышался скрежет камня о камень. Бет поняла, что он сейчас уйдет, захлопнув ловушку.
– Стойте! – крикнула она. – Рид, вы занимаетесь некромагией? Без должной теоретической базы и соответствующей подготовки?! Вы больны? Эта попытка уничтожит вас и хорошо, если не всех окрестных жителей. Слушайте, я дипломированный маг. Вы понятия не имеете, во что ввязались! А если даже у вас получится, – продолжала она, завладев его вниманием, – неужели вам хочется получить оживший труп с холодной кожей и полным отсутствием воли? Вряд ли это близко к вашим мечтам о семейном счастье.
– О нет, мэм. Я очень-очень хорошо понимаю, мэм. Нелли, она же не человек, правда? И уходить не хотела, вот шериф не даст соврать. Она любила меня, моя Нелли. У них, эльфок, все по-другому. Моя Нелли вернется!
– Это невозможно, вы безумец! – прокричала Бет в потолок. Заскрежетал камень, отсекая звуки, и снова в темнице возобладала вязкая темнота.
– Слышали, что за бред он нес? Какое возвращение после удара ножом в сердце и трех месяцев смерти? Я не знаю, как он добился, чтобы тело не разлагалось, но это… полная чушь!
– Не знаю, – с сомнением произнес мужчина рядом. – У эльфов странные отношения со смертью, мистресс Талли. Очень странные.
* * *Слова «час», «завтра» или «время» не имели в пещере смысла. Здесь всегда было сплошное «сейчас».
Одеяла быстро отсырели и плохо грели. Хотелось нормальной еды, горячего кофе, в ванную. Порой уставшей от темноты и тишины Бет казалось, что она слышит голоса, и только общение с невольным товарищем по злоключениям возвращало магичку к реальности. Рид еще трижды приносил продукты, деля бесконечное «сейчас» на отрезки, но в разговоры не вступал.
Всегдашнее благоразумие и трезвость, которыми Бет так гордилась, дали трещину. Она сидела на влажном тюфяке, грызла сухарь и злилась. На себя, на безумца Рида, на идиотов из Сильвер Рил, решивших не в добрый час развлечься с чужой женой.
Вариантов было только два – злиться или паниковать. Бет предпочитала первое. В злости разума несколько больше.
Они с шерифом успели в сотый раз обследовать стены темницы, чтобы убедится – выхода нет. Единственным ходом, ведущим из каменного мешка, был желоб, по которому утекал ручей. Такой узкий, что в него не смогла протиснуться даже Тоши. Потолок находился на высоте добрых девяти футов.
Под отхожее место шериф с невозмутимостью истинного сына пустошей предложил использовать один из углов пещеры, и мистресс Талли, пунцовая от смущения и возмущения, согласилась.
Хуже всего были тишина. И неизвестность. Лишь немногим уступали им вынужденные походы до ветру в присутствии мужчины и необходимость выдерживать истерики Тоши. Ласка страдала от темноты, отсутствия новых впечатлений и однообразной еды. Привыкшая не сдерживать своих порывов, она то скандалила, то тихонько плакала, свернувшись клубочком. Тогда Бет нежно прижимала зверька к груди и баюкала, рассказывая, что все обязательно будет хорошо, но не сейчас, а чуть позже, надо только немного потерпеть.
* * *– Мистер Стэтсон, еще немного, и я закричу, – предупредила Бет.
– Кричите, – согласилась темнота.
– Не уверена, что смогу остановиться. И не вы ли говорили, что ненавидите женские слезы?
Он опустился рядом на тюфяк и укутал ее во второе одеяло:
– У всех свой предел, мистресс Талли. Иногда надо покричать, чтобы не сойти с ума. Или поплакать.
Бет крикнула. Эхо налетело сразу со всех сторон, как стая летучих мышей. Она испуганно втянула голову, а потом вошла в азарт и снова крикнула. Протяжное, унылое «аааа», перешло в пронзительное «иии» и умолкло, оборвавшись.
– Неплохо. Попробуйте еще раз.
В этот раз она кричала долго и умолкла, совсем охрипнув.
– А вы?
– Что я?
– Вам не хочется кричать, шериф?
– Я охотник. Умею ждать, если нужно.
– Простите. Не хотела быть обузой.
– О, вы не обуза, мистресс Талли. – По голосу Бет предположила, что он улыбается. – Я видел, как здоровые мужчины сходили с ума и становились смертью – своей или чужой, там, где вы всего лишь кричите. Вы отважная и очень разумная. Чересчур, я бы сказал.
– О, вы первый, кто заметил это «чересчур», – со смешком призналась Бет. – Обычно люди только рады сгрузить телегу своих проблем на того, кто может потянуть.
– Я мужчина, мэм. Способен разобраться со своей телегой. И помочь, если надо, красивой женщине.
– Да вы никак сказали комплимент, мистер Стэтсон!
– Только правду, мистресс Талли.
– Зовите меня Элизабет. Какие могут быть церемонии, после того как мы столько времени делили стол и постель.
– И отхожую яму в углу, – хмыкнул он. – Хорошо, Элизабет. Тогда я хочу быть для вас Джеком.
– Это можно устроить.
Слушая его смех, Бет подумала, что никогда в жизни не ощущала такой гремучей смеси нежности, доверия и возбуждения.
– Обнимите меня, Джек. Вы сами никогда не решитесь, а раз уж моя репутация погублена безвозвратно, хотелось бы знать, что не зря.
Его дыхание было горячим, щетина отросла и уже не кололась, кожа пахла табаком и солью. Бет прикрыла глаза, плавясь в чужих объятиях и почти забытом, восхитительном чувстве принадлежности мужчине.
Когда его губы скользнули ниже по ее шее, Бет часто задышала. В ней просыпалась женщина, которая стремительно и властно требовала своего. Виной тому были уединение или тьма, что отрицала все запреты и условности оставшегося где-то далеко общества, но Бет понимала – она готова отдаться малознакомому человеку на грязном тюфяке и не пожалеть об этом после.
Он остановился.
– Элизабет.
– Да?
– Скажите, вы… были замужем?
– О, Джек, – смех получился низким, грудным, совсем не похожим на привычный смех мистресс Талли. – Это вы так деликатно интересуетесь, не девица ли я?
– Да.
– Я была замужем. Это что-то меняет?
– Нет, – он прижал ее к себе, пропустил сквозь пальцы прядь волос и скользнул губами по изгибу уха. – Вы достойны большего, чем эта пещера, Элизабет.
– Наверное, вы правы, – с сожалением согласилась Бет.
– Но это не значит, что я готов выпустить вас сейчас.
– И верно, так теплее.
Их губы снова встретились.
– Нам стоит прекратить, или я за себя не ручаюсь.
– Что же мне делать, Джек?
– Расскажите… о своем прежнем браке. Вы вдова?
– О нет, – Бет отстранилась. – Вы знали, о чем спросить. Я в разводе. Уже почти пять лет.