Бог не Желает - Стивен Эриксон
Тело ее стало раскаленным котлом, алый пар то и дело взлетал, поглощая душу. Этот котел был домом красной гадины. Она видела, как змея разворачивает кольца, голова пробивает слой льда, и вода в полынье уже не вода - кровь.
Было бесполезно хранить воспоминания о девочке, которой она была. Каждое лишь подчеркивало, кем она стала. Однако они жили, ни к чему не привязанные. Она пришла к убеждению, что это неспроста. Каждая невинная сцена существует в разуме, чтобы быть опороченной, и ее судьба - следить, как яд снова и снова побеждает.
Гадина шевелилась. Она сидела на чердаке, в комнате сына, и смотрела в тусклое окно. Дождливые дни были лучше. Вода пожирала дали, делала всё серым и синим. Мало кто ходил по грязным улицам. Дымы из труб скорее размазывались по стенам, нежели летели ввысь. Внешний мир имел обыкновение исчезать за тяжелыми стенами мощного ливня с озера.
Первый мужчина придет к закату. Принесет еды и немного монет. Они все несли еду, ведь ей трудно было покидать дом, выходить к ненавидящим ее горожанам, особенно женщинам.
Обрывочность была свойственна лишь воспоминаниям о жизни до масла. Все последовавшее горело в рассудке с жестокой четкостью. Кровяное масло впиталось в нервы, обострив чувства и казалось, нет предела впечатлениям, врезающимся в память. Каждый вопль отвращения и экстаза, что срывался с губ, и теперь отзывается эхом; каждая конвульсия и сейчас колеблет плоть. Нескончаемые отзвуки и волны. Она сочла это своей судьбой, из сегодня в завтра, долгая череда - пока старость не схватит ее, пока никто не захочет ей владеть. А тогда? Ну, лишь безумие.
Но сегодня что-то изменилось. Одно воспоминание смяло остальные, воспоминание, как бы не стираемое алым пятном. Его края были острыми и четкими, и льнуть к нему, почти как к любовнику... это казалось ей чем-то новым и не испытанным.
Она сможет побороть кровяное масло. Сможет плюнуть в пасть гадине. Вот что означало это воспоминание. Свободу.
Серлис поняла, что улыбается, и это выражение посещало ее лицо все чаще, каждый день и каждую ночь после...
Судорога пробежала по телу. Этому воспоминанию предшествовали иные, ужасные. Пропасть отверженности не имеет дна: ты падаешь ниже, и ниже, и ниже. Но и этого она сможет избежать. Теперь есть средство.
Еще улыбаясь, Серлис подняла руку и легонько провела ногтем поперек горла.
Там, где недавно провела тонкую линию железным ножом.
Стук в дверь прозвучал неправильно. Серлис узнавала стуки всех гостей. Она спустилась с чердака, налила чай в глиняную чашку и села за стол, поверхность изрезана годами безумного царапанья ногтями. Нож ждал ее - заново наточенный, под рукой.
Стук повторился - само по себе необычно. Ее гости всегда входили, лишь раз натрудив костяшки. Серлис помедлила, думая, должна ли она встать и открыть. Но лишь сказала: - Входи.
Змея внутри шевелилась и шевелилась. Она ощущала ее раздвоенный язык, и всюду, где тот касался, рождался жар.
Дверь раскрылась, вошли трое под плащами. Солдаты. Она уже гадала, когда появится первый. Но трое? Вошедший первым отряхнул капли с плаща и стащил капюшон.
Что-то заставило Серлис задрожать.
За его спиной капюшоны опустились, явив двух женщин. Более высокая кивнула и сказала: - Почти все женщины дрожат, впервые видя Бенжера.
- Я до сих пор, - сказала вторая, с лицом широким и бледным, но странно чувственным. - Просто научилась скрывать. Знаешь, кашляя. Рыгая. Всё такое.
- Не слушай их, - проговорил мужчина. - Это лишь пример женщин, которых тебе не нужно бояться и ненавидеть. Чтобы было спокойнее.
Гадина извивалась, то ли в отвращении, то ли в гневе.
- Хочешь, чтобы они смотрели? - спросила она.
- Пусть делают что хотят, - как будто смутился мужчина. - Тебе нужно говорить со мной.
- Говорить?
Высокая фыркнула, шумно шагнув к горшку с отваром. - Это чай? Пахнет как чай. Могу? Бенжер такой, видишь ли. Туповат, но местами.
- Почти везде, - поправила вторая женщина. - И мне налей, Дичка. Или решила возвести грубость на новый уровень? - Она начала снимать пончо. - Тут жарко. Тут жарко?
- Я Бенжер, - сказала мужчина. Его одеяние отличалось от других застежками спереди, он начал их расстегивать. - Мы морские пехотинцы, Четырнадцатый легион. Чай наливает Водичка, а та, что отреагировала на твое масло - Аникс Фро. - На его лбу показался пот. - И она не одинока, боги подлые. - Он шлепнул себя по щекам и встряхнулся, словно собака под дождем, сложил руки и подвинул кресло напротив Серлис. Сел, тяжко вздохнув. - Сосредоточиться будет трудно.
- Чего вам нужно? - спросила Серлис у них, перебегая взглядом, пока не уставилась на одного Бенжера.
Водичка стояла с двумя чашками в руках, хмурясь на мужчину. - В большом кресле ты сидишь, Бенжер. Но низком. В таком будет удобно медведю.
- Это сына, - сказала Серлис.
Повисла тишина, женщины обменивались непонятными для Серлис взглядами. Бенжер кашлянул. - Вот и проблема. Одна из них. Он здесь?
Потоки боли, ужаса и чувства вины охватили Серлис. Она отвернулась. - Ушел. Я услала его.
- В город?
Она покачала головой.
- Сколько ему сейчас?
Она не глядела в глаза Бенжера. Взор его был слишком цепким, но не как у желающих кровяного масла. Она подняла глаза на Водичку. Одна бровь медленно поползла вверх, женщина подмигнула. Серлис снова отвернулась. - У меня дела...
- Не сегодня, - сказала Водичка без нажима.
- Ой, - продолжила Аникс Фро, показывая мешочек. - Еда. Не хотим заставлять тебя голодать. Но сегодня твои дела лишь с нами.
Серлис кивнула, вставая и стягивая рубаху.
- Нет! - гаркнул Бенжер. - Стой! Прости за крик. Она не о том. Слушай, у меня есть несколько вопросов, если не возражаешь. Начнем. Куда они выведут... ну, поймем потом. Твой сын. Сколько ему лет?
- Не знаю, - помедлив, отозвалась Серлис. Она села, взгляд скользил по ножу на столе. Был путь отсюда. Она знала, тянула из него силы. И пусть солдаты потратят еще немного времени. - Я носила слишком долго.
- Год? - спросил Бенжер.
Она пожала плечами. - Может, два.
Водичка
