Генри Каттнер - Источник миров

Хотя по правде говоря у меня не было времени злиться на Матолча. Видно было, как глаза Эрта, его лицо становилось все решительнее, и я понял, что он выстрелит. Его палец начал надавливать на спусковой крючок.

На этот раз меня спас тоненький крик девушки:

— Подожди, Эрту. Подожди, дай мне! Я хочу это сделать сама!

Я все еще был оглушен ударом и наблюдал за ними, не в силах что-либо предпринять. Все происходило очень быстро. Девушка еще не успела выбраться из охвативших ее деревьев. Наконец, вырвавшись из их объятий, она направила на меня свое оружие. Я снова увидел ее лицо, по-прежнему искаженное ненавистью и бледное от злости, и вновь оно показалось мне очень знакомыми.

— Это должна сделать я, дай мне! — вновь закричала она. — Я еще кое-что должна ему!

Ничто не могло ей помешать. Ясно, что даже на таком расстоянии она не промахнется. Я видел ее глаза, причем вблизи, в них было еще больше злости. Дуло чуть-чуть тряслось, потому что ее руки тоже дрожали от ненависти, но я знал — она не промахнется. Как я и читал в книгах, передо мной пронеслась моя жизнь. Причем обе. По очереди. Одна — Бонда, другая — Ганелона.

Но вдруг за ее спиной послышалось громкое шипение, вроде змеиного, но гораздо сильнее. Это на нее наступала моя охрана — деревья. Я не ожидал от них такой скорости. Шипение усиливалось. Эрту пытался предупредить девушку, что-то кричал, но она была охвачена жаждой мести и ничего не слышала.

Ей повезло. Она так и не узнала, что произошло. А почувствовать она могла лишь первый удар ближнего сучка, который сломал ей руку, остальные, дотянувшись до ее тела, завершили начатое. Тем не менее она успела выстрелить, но уже не точно, выстрел лишь расплавил землю передо мной. Запах горелой земли был запахом смерти, приветом с того света.

Моя несостоявшаяся мстительница мучилась недолго. Единственное, от чего у меня мороз пробегал по коже, — от хруста ее костей, которые не могли противостоять толстым веткам. Мои охранники достойно проявили себя.

Стоявший напротив Эрту на мгновение замер. Затем он быстро повернулся ко мне, и на сей раз я знал, что он точно покончит со мной и уже ничто ему не помешает.

Но тут за меня заступилось что-то другое, уже не моя лесная охрана. Эрту еще даже не успел полностью повернуться ко мне лицом, как из-за моей спины донеслось что-то похожее на смех. По лицу Эрту пробежал страх, и он прицелился во что-то за моей спиной. В это же мгновение нечто вылетело из-за моего плеча и ударило его в грудь. Он так и не успел нажать на курок. Падал он уже мертвым, с усмешкой на губах и ненавистью в уже ослепших глазах.

Наконец я нашел в себе силы и начал подниматься. Медленно, но все-таки я встал на ноги. Прекрасное зрелище! Передо мной стояла Медея, изящная и прекрасная, в туго обтягивающем алом платье. А в изящной ручке она все еще держала маленькую черную трубку, куда-то направленную. И вот наши глаза встретились.

— Лорд Ганелон, — ласково проворковала она. — Ганелон, милый!

Она сделала какой-то незаметный жест, но ее глаза смотрели прямо в мои. Тут же появились молчаливые стражники и унесли трупы. А деревья, немного пошептавшись и пошуршав листвой, встали на свои обычные места и стихли.

— Ты же помнишь, правда? — прошептала Медея. — Ты помнишь меня, лорд Ганелон?

Ведьма Калхиса! Медея. Все было очень странно… Вся в красном стояла она, улыбаясь мне. А ее красота будила старые забытые воспоминания в моей голове. Я знал наверняка, что ни один человек, который знал когда-либо Медею, не мог ее забыть. Пока был жив, конечно.

Но ведь что-то я должен знать про нее, но что? Ведь откуда-то даже у Ганелона была настороженность по отношению к ней. Ага! Значит, я опять стал Ганелоном? Минуту назад я был самими собой, а сейчас почему-то сомневаюсь в этом. Почему?

И опять в голове закружились воспоминания. Прекрасная Медея стояла передо мной. Она улыбалась мне, а я не мог ничего вспомнить. Все, что было Ганелоном, куда-то ушло, и я стал Эдвардом Бондом. Взгляд упал на ветви леса-охранника, и меня передернуло от отвращения ко всему произошедшему здесь. Я отвернулся от Медеи, чтобы она не могла догадаться по моему лицу, что творилось в душе. Но еще страшнее было осознавать, что я могу быть исполнителем чье-то чужой злой воли. В том, что действовало тело Ганелона, я уже не сомневался. Это значит, что Эдвард Бонд вновь был на Земле, на своем старом месте. Единственное, что было общим, — это душа, память Бонда все еще находилась в моем мозгу. Памяти Ганелона же не было вовсе, за редкими моментами, когда воспоминания, которые принадлежали мне по праву — мне ли? — вытесняли Эдварда Бонда.

Меня наполняла ненависть к Ганелону. Я презирал его мысли и его самого. Очень странно, но фальшивая память оказывалась сильнее, чем память Ганелона… Эдвард Бонд оставался Эдвардом Бондом и никем иным.

Мои размышления прервал нежный голос Медеи:

— Ганелон, ты помнишь меня?

Мое лицо было смущенным, я чувствовал это, но не смог ответить ничего другого.

Во мне боролись разные мысли, но все-таки я сказал:

— Медея, я Эдвард Бонд.

Помолчав, она ответила:

— Я подожду, когда ты вернешься ко мне Ганелоном. Глупо было думать, что это может произойти сразу же. Ничего, у нас есть время. Ты поживешь в знакомой обстановке, и память Галенона снова вернется к тебе.

Она говорила, а я смотрел на ее красивый алый рот, и мне показалось, что изредка пробегающая по губам улыбка мне знакома.

— Я надеюсь, что ночь на Шабаше тоже поможет тебе. — Тут ее губы изогнулись почти угрожающе, но не стали от этого менее красивыми.

— С того Момента, как я отправилась на Землю, в Темном мире не было Шабаша, а его очень ждут. Мы не можем слишком долго заставлять ждать тех, кто ожидает свою жертву.

Она приблизила свое лицо вплотную ко мне и посмотрела прямо в глаза.

— Ганелон, ты помнишь Кэр Ллур?

Как только она произнесла эти слова, я тут же снова ощутил чувство ужаса. «Ллур — Ллур!» — отдались эхом в моей голове ее слова.

Откуда-то из глубин памяти всплыло знание о том, что это было совершенно не человеческое явление. Оно было антиподом всему человечному и не должно было бы существовать одновременно с людьми. Но почему-то я чувствовал близость к Ллуру. Я знал, что он отрицает людей, даже живя вместе с ними, но все равно чувство близости с ним не проходило.

Я вспомнил! Я все вспомнил!

— Нет, — сказал я вслух. — Ничего не помню.

Я не доверял никому, и даже себе, не мог признаться что кое-что вспомнил. Тем более незачем было показывать это кому-либо еще. Сначала я должен был выяснить все для себя, чтобы понять свое положение и степень грозящей мне опасности. Заявить о возвращении памяти никогда не поздно, важно сделать это во время.