Дмитрий Баринов (Дудко) - Путь к золотым дарам

   — Ну, кто помешает мне сделать чашу из черепа вашего царя и полотенце из его скальпа?

Из полусотни глоток вырвался яростный вопль:

   — Месть за Хаташоко!

Выхватив мечи, зихи разом бросились на Мадая, и впереди всех — Хвит-мезиль. В руке у него была тяжёлая палица из твёрдого, как железо, самшита — этим редким среди горцев и степняков оружием сын лесной женщины владел лучше всего. Но именно потому, что он был полудемоном, оружие Мадая вмиг обрело силу Грома. Вспыхнувший синим огнём клинок с грохотом расщепил и обуглил палицу. Хвит с рёвом взмахнул её остатком. Новый удар грозового меча перерубил её надвое, снёс шапку царевича, опалив волосы.

Оттеснив брата, Тлиф ударил мечом и попал по золотому орлу на щите Мадая. Но сталь не оставила на золоте даже вмятины. А золотая птица с острыми грифоньими ушами вдруг словно ожила, запылала золотым огнём, распространяя ослепительный свет и непереносимый жар. В этой жар-птице был заключён фарн — та священная огненная сила, что делает царя царём, даёт ему власть, удачу и победу. С громовым криком «Орта-а-гн!» Мадай обрушился на зихов. Грозовой меч рассекал лучшие клинки, прожигал в доспехах оплавленные дыры, обращал головы в обугленные черепа. Огненный щит слепил глаза, раскалял оружие так, что оно выпадало из обожжённых рук. Десятки воинов только мешали друг другу, пытаясь добраться до почти неуязвимого врага.

Распалённые боем, воины не замечали, что воздух вокруг них дрожит, словно над горячей сковородой, а из-под земли вырываются зловещие языки чернокрасного пламени. Кони чувствовали, как раскаляется камень под копытами. Иные из них, не слушаясь всадников, уносились прочь. Совсем забыли воители о маге с подстриженной бородой. А тот быстро шептал заклинания, сдерживая грозные силы, разбуженные оружием мёртвого царя. И заодно отпугивал Мовшаэля, выглядывавшего из чащи и прикидывавшего, не пора ли вмешаться в бой — без вреда для себя, конечно.

Тлиф уже вышел из боя без меча и с обожжёнными руками. Хвит вместе с конём, напуганным жаром огненного щита, свалился в ущелье и чудом сумел удержаться за какие-то выступы в стене. Кольчуга Доко была изорвана, верх остроконечного шлема снесён. А черно-красные языки уже вздымались выше голов всадников, начали сливаться в огненную стену. И тут раздался голос мобеда:

   — Мост открыт. Отступите, безумцы, или сгорите сами и подожжёте весь мир!

Доко-Сармат крикнул: «За мной, во имя богов!» — и первый поскакал обратно через мост. Он участвовал в парфянском походе, слушал рассказы Ардагаста и его воинов об индийском оружии богов и потому знал, что это оружие, применённое против обычных воинов, а не богов, демонов или магов, способно выйти из-под власти употребляющего его и вызвать опустошение мира. Зихи, изрядно обескураженные, отступили следом за царевичем. Тело Хаташоко, потоптанное конями, они всё же отбили и унесли с собой.

Мадай не преследовал их. Он поглядел в сторону крепости Сосруко, довольно усмехнулся и произнёс вполголоса:

   — Ну вот, размялся и малость помог потомку Львёнка. Дальше пусть воюет сам. Далеко пойдёт, клянусь Ортагном! А вы, — громко сказал он зихам, — помните: потомки скифов ещё придут сюда, и вы будете жить в их великом царстве.

Сияние его меча и щита погасло, скрылось и черно-красное пламя. Царь скифов повернул коня и вскоре исчез в лесу. Только оплавившаяся местами скала да десяток изуродованных трупов говорили о том, что битва с давно умершим повелителем степи не приснилась горцам. Следом за Мадаем исчез и маг. Демон Ниту, вызванный из преисподней, куда он относил раненого брата, подхватил мобеда под мышки и полетел с ним на юг.

Потрясённые горцы молчали, лишь Хвит, выбравшийся из пропасти, глухо стонал над телом отца. Наконец Тлиф громко произнёс:

   — Воины зихов! Похороним достойно и оплачем нашего царя Хаташоко. Воистину боги не нашли для него достойного соперника среди живых! Остальных же пусть никто не смеет оплакивать. По нашему обычаю, проводим с радостью тех, кого Шибле удостоил умереть от меча-молнии!

Царя зихов похоронили с конём и оружием, насыпали курган. Суровыми песнями и звоном оружия потешили душу старого воина. А тела остальных павших под радостные песни положили на деревья, поближе к небу.

Горцы не замечали, что за ними следят из чащи маленькие красные глаза, горящие ненавистью. Лесной человек наконец увидел смерть одного из своих врагов. И если он сам не вмешался в бой, то лишь из страха перед острой сталью.

Ещё до того, как дружина зихов появилась у моста, росы подъехали к воротам древней крепости. На возвышавшихся одна над другой трёх каменных стенах стояли наготове амазонки с луками.

   — Мужеубийцы! Я хочу говорить с вашей царицей, — громко произнёс Ардагаст.

На стене у ворот, поигрывая плетью, появилась Томиранда:

   — Чего тебе нужно в крепости женщин, мужчина? Если того же, чего и всем вам, то сейчас не весна.

   — Мне нужно, чтобы вы вернули то, что похитили в Гробнице Солнца.

Рядом с царицей появилась затянутая, подобно ей, в кожу кудрявая девочка. Оба пса тут же подняли яростный лай. Взглянув в лицо Зореславича, девочка вздрогнула и вцепилась в рукав матери:

   — Мама! Это он, Солнечный Вождь! И эти псы... Они оттуда, из гробницы!

   — Глупая, в его времена железа ещё не знали. Видишь тамгу? Это Ардагаст, царь росов.

Только теперь девочка сообразила, что золотые волосы пришельца падают на плечи из-под шлема не единственной прядью. И доспехи на нём самые обычные сарматские. Но всё же... лицо слишком напоминало виденное ею в гробнице. А мать с насмешкой обратилась к Ардагасту:

   — Не пугай зря глупых девочек, царь росов. Я-то тебя за мертвеца из Гробницы Солнца всё равно не приму и сокровищ тебе не отдам. Мы их не похитили, а забрали, чтобы сберечь от таких, как ты.

   — Я не могильный вор, царица. И пришёл сюда не ради добычи, а ради мира.

   — Мира? — расхохоталась Томиранда. — Эй, волчицы! Кто из вас не любит войны?

Дружный смех амазонок был ей ответом.

   — Вашу любовь к войне я знаю, — не смутился Ардагаст. — Но знаешь ли ты, царица, что зихов, которых ты здесь подстерегаешь, подослал иудей-чернокнижник, а того — боспорские торговцы рабами? Вот кому нужна большая война на Кавказе. Или они купили и вас?

   — Нет. Война нужна нашей богине! Нас, жриц Артимпасы, нельзя купить, как каких-нибудь шлюх. Понял это, мужчина? А если ты трус и боишься войны, то убирайся, пока мы не прогнали тебя! Гляди, каждая из нас в бою стоит троих мужчин.

   — Я не трус, а Солнце-Царь, и меня тоже нельзя купить, как наёмного убийцу. Только я воюю ради Огненной Правды, а вы — ради Смерти. Поэтому я не оставлю солнечное золото в ваших руках.