Андрей Мартьянов - Беовульф

– Слишком сложно, – помотал головой Северин. – И я-то с трудом понимаю, а как объяснить это варварам, которые заслушиваются нашими рассказами о походе в Даннмёрк?

– Да что с тобой сегодня, балбес?! – воскликнул Ремигий. – Ад – настоящий ад! – это не столько кипящие котлы и хохочущие демоны! Это вечный тупик, где нет времени и движения! Страдание без смысла, страдание без надежды. Тварь на болотах, по моему малому разумению, была в своем роде частицей ада: потерянная в веках, никому не нужная и мстящая подвернувшимся ей людям за собственную ненужность. Впрочем, не только людям, но и своему сыну, в котором, возможно, она хотела обрести новую жизнь и новую надежду. Ничего не вышло. Грендель был наполовину человеком и оттого получил возможность вырваться из этого замкнутого круга – хорошо, что Беовульф все-таки отпустил его…

– Беовульф сказал, что мать Гренделя не принадлежала к их миру, к Вселенной варваров – это что-то другое. Откуда оно могло взяться?

– Во-первых, не к «их миру», а к нашему. Варвары принадлежат к роду человеческому, ты имел возможность не раз в этом убедиться. Во вторых, вернемся к исходному вопросу: отчего Господь допустил эту непристойность? Надеюсь, о свободе воли и выбора разумных творений упоминать не нужно? Вот и отлично, хоть что-то помнишь из прочитанного… Тогда ответь, почему Господь допустил Люцифера? Человеческое грехопадение? Молчишь? Вот то-то. Поэтому пользуйся дарованной свободой так, чтобы не прийти однажды к бессмысленному и неоправданному страданию и не причинить его другим. Здесь ли, на земле, или… где-нибудь в ином месте, о котором наши друзья-варвары предпочли бы не упоминать, чтобы не накликать. Вот тебе вся теология, богословие, паристика и христианская философия в одной фразе. Думай.

…Зубастые морские змии, волки-оборотни или обитающие в горах ледяные тролли, несомненно, могут именоваться «чудовищами», но эти безмозглые существа не идут ни в какое сравнение с чудовищами истинными, теми, что обладают изощренным разумом, а не только набором клыков и когтей. Мать Гренделя обладала странной изменчивостью, будто у нее не было устоявшегося облика – бесформенный великан исчез, заместившись обычной женщиной с золотистой, чуть светящейся кожей. Затем у нее из спины выросли тонкие полупрозрачные крылья с острыми крючьями на передней кромке, ноги обратились в два извивающихся змеиных хвоста. Не менялось только лицо – холодно-прекрасное, с раскосыми глазами, тонкой линией губ и высоким лбом.

Крылья увеличивались в размерах, теперь они больше напоминали два паруса, поднявшихся над камнями – они нависли над Беовульфом готовыми внезапно сомкнуться полусферами. В зрачках женщины-монстра сверкнули желтоватые искры.

Гаут нанес удар Хрунтингом, целя острием в шею, но чудовище неким чудесным образом переместилось, оказавшись пятью шагами дальше и снова поменяв облик: оно стало глянцево-черным, с просинью, морда вытянулась, в ней не осталось ничего человеческого, кроме глаз: лишь частокол зубов. Крылья свернулись, обратившись дополнительной парой длинных лап с гибкими пальцами и тускло поблескивающими когтями.

Северин содрогнулся – ничего гаже и отвратительнее он в жизни не видывал. Черные волки, появившиеся ночью в Стэнэ рядом с этой образиной, показались бы милыми пушистыми щенками.

– Polymorfus, «владеющий многими обличьями», – выдохнул епископ. – Я читал про таких в Бестиарии Гая Юстина Флавия, но всегда думал, что это выдумки!

Черная уродина взмахнула длинным хвостом, пытаясь выбить меч из рук Беовульфа, но гаут тоже не дремал – человек оказался быстрее. Мгновенное, почти незаметное движение, лезвие идет снизу вверх, треугольное оконечье хвоста падает на влажную землю. Чудище издает тонкий озадаченный звук – что произошло? Потом вопль ярости и боли.

Кровь у матери Гренделя оказалась темно-синей…

Сам Грендель начал подниматься на ноги и выглядел все более угрожающе.

– Его надо убить! – прорычал Хенгест. – Эрзарих, помоги!

– Стой! – Лангобард схватил грозного юта за руку. – Беовульф!

Гауту не повезло: тварь выбросила из туловища несколько гибких щупалец, стремительно выбросила их вперед, опутав ноги Беовульфа. Он упал, зверюга начала подтаскивать человека к себе, попутно нанося удары по руке, сжимавшей клинок. На поединок это походило меньше всего.

Первым сорвался с места Хенгест, к нему присоединился Эрзарих. Ант и вандал помедлили несколько мгновений, но тоже ринулись вслед.

Их оружие не причинило чудовищу никакого вреда – лезвия отскакивали от гладкой темной шкуры, словно по камню бьешь! Однако зверюга на миг отвлеклась, повернула морду в сторону Хенге-ста, отбросила его свободной лапой и…

Беовульф успел: острие Хрунтинга вошло под нижнюю челюсть и показалось из черепа монстра, со стороны «затылка» чуть сплюснутого широкого черепа. Хватка щупалец ослабла, Беовульф отпустил рукоять меча, вывернулся, стремительно отполз в сторону. Остальные тоже отошли – Гундамир бросился к охающему Хенгесту, сильно ударившемуся спиной о покрытый мхом валун, Алатей с Эрзарихом укрылись за «Божьим кругом».

Виновница всех бедствий Хеорота яростно замахала лапами, пытаясь выдернуть застрявший меч, запищала, заныла и вдруг полыхнула ярчайшим бело-голубым огнем. Вместо жара по старому капищу распространился леденящий холод, изо рта Северина повалил густой пар.

Пламенный смерч поднялся высоко над идолами богов Асгарда, в его центре билось и умирало Нечто, не напоминавшее ни человека, ни любую из известных живых тварей. Умирало тяжко, скверно. Плавилась плоть, обращались во прах щупальца и отростки, вскипала пузырями кожа, туловище каждое мгновение меняло форму, и наконец чудовище разорвало изнутри – волной разлетелись осколки льда, застучавшие по камням и дереву. Гундамиру разорвало верхнюю рубаху, ледяная стрела прошла по касательной, чудом не вонзившись в грудь.

Хрундинг рухнул на заиндевевший мох. Над мечом возникли струйки пара, лезвие было покрыто густым инеем.

Неожиданный резкий порыв теплого ветра в единый миг рассеял туман. На «Божий круг» хлынул ливень солнечных лучей – столб чистого света.

– Ф-фу. – Беовульф вытер лицо ладонью. – Всё кончено.

– Нет, не всё, – проговорил епископ Ремигий. – Остался он…

Грендель стоял возле брошенного дома, опершись единственной рукой о полуразвалившийся сруб. Выглядел он теперь как человек – разве что очень большой и уродливый.

– Пусть уходит… – отмахнулся Гаут. – Воля матери теперь над Гренделем не властна…

Догадка Ремигия и Беовульфа о том, что логово Гренделя и его загадочной родительницы являлось Границей, где сталкивались две стихии, полностью подтвердилась: этот участок болот был связан с морским побережьем расселиной в скалах – настоящими «Вратами».