Генрих Мамоев - СЕТ ИЗ ХАДА

Глаза всех, кто еще оставался жив были прикованы к рвущимся в этот мир монстрам Хаоса, и никто не заметил, как надевшая на голову обруч Гибеллина оказалась в узком проходе между двумя огромными глыбами. Ее глаза были закрыты но, глядя со стороны, можно было подумать, что Гибеллина прекрасно знает, что нужно делать. Она развела в стороны руки, и... случилось невозможное - огромные, тысячелетиями неподвижные глыбы вдруг стронулись со своих мест, грозя раздавить хрупкую фигурку демоницы!

То ли почувствовав, то ли по какой другой причине, Сет открыл глаза, но то, что он увидел, буквально подстегнуло его. Рванув, он успел лишь прикоснуться к смыкающимся вокруг Гибеллины валунам, почувствовать странное тепло, идущее от камней, и увидеть глаза Гибеллины. В них было все - любовь, прощение и... сожаление...

Камни сошлись, навек сокрыв в себе маленькую демоницу, края глыб сомкнулись, и в то же мгновение ставшее монолитом сердце Суккуб исторгло невероятный луч черного света, в какие-то доли мгновений растворивший в себе миллионы ужасающих воображение существ Хаоса! Их муки были страшны и... безмолвны, и оттого страшны еще сильней! Черный свет, при котором наступившая тьма была одновременно и абсолютной, и позволяла видеть все до мельчайших деталей, без следа и остатка уничтожил все чужое, что рвалось и, почти прорвалось в этот мир!

Луч исчез, а в воздухе остались легкие, плывущие по собственной воле хлопья, которые разваливались на глазах, превращаясь в сыплющий с быстро бледнеющего неба снег. Он осыпал плечи и голову онемевшего, оцепеневшего Сета, быстро меняя цвет с белого на красный. То была чужая кровь, но Сет чувствовал себя мертвее самого мертвого из врагов. Он подошел к месту, где сомкнулись две глыбы, навеки упрятав в себе Гибеллину, Лину, его... Лину.

- За что?!

Сет ударил по все еще теплому, ставшему единым целым камню, не чувствуя боли в разбитых руках, не слыша собственного крика, и не видя вставших за его спиной друзей.

- Почему она?!

Он не видел, как ползали раненые демоны Саргатанаса, как чудом уцелевший, но застрявший в чем-то директор пытался выбраться из-под мертвых тел своих соратников, как Велиар срубил кисть последнему демону, даже в предсмертной агонии пытавшемуся достать клинком хоть кого-то из врагов...

Сет не видел ничего, кроме блестящей черной поверхности камня, а в ушах звучали слышанные однажды строчки:

"...Защитника признает камень, и темный луч врагов сразит. Скрижаль раскроет тайну тайн, и силу древних воскресит..."

В обезумевшем от горя сознании билась лишь одна, сметающая и сокрушающая все на своем пути мысль о безвозвратной потере той, что за несколько часов навсегда вошла в его жизнь, придав ей неведомый доселе смысл. Его израненные, покрытые своей и чужой кровью руки пытались раздвинуть навсегда сомкнувшиеся глыбы и, казалось, ничто не могло заставить Сета отказаться от бессмысленной в своей невозможности попытки пробить, проломить, прорваться сквозь холодеющий с каждым мгновением камень...

Стоявшие за его спиной Велиар и Посмертный не мешали, понимая, что никакие слова не могут ни помочь, ни даже уменьшить боль, которая полностью овладела им. Сет сам превратился в камень, прижавшись к нему всем телом, словно хотел почувствовать биение сердца Гибеллины. Не в силах больше выносить это душераздирающее зрелище, Посмертный отвернулся, и увидел насмерть перепуганные глаза Эммы, которая рукой указывала куда-то в сторону. Туда, где между хаотическими нагромождениями упавших колонн и мертвых тел появилось окровавленное, но узнаваемое одноглазое лицо Саргатанаса.

Не говоря ни слова, Посмертный наклонился и, подобрав чей-то клинок из черного железа, двинулся в сторону пытающегося выбраться из завала директора. Он был уже рядом, когда Саргатанас увидел перекошенное ненавистью лицо, и клинок в руке "обращенного", который готов был уже обрушиться на его шею. Но в следующую секунду чей-то грозный, не оставляющий сомнений в своем праве голос, остановил руку Посмертного, не позволив ему нанести смертельный удар.

- Стой!!!

Одновременно с двух сторон прогремело под обрушившимися сводами Музея древних, и все увидели то, что невозможно было даже представить - из противоположных концов зала приближались две процессии. Во главе одной шел одетый во что-то нестерпимо белое, и источающий столь же нестерпимый свет Владыко, а навстречу ему двигался Эосфор, прозванный Ушедшим. Его темные одежды и лицо тоже излучали, но не свет, а тьму! За спиной Владыки было видно ведомое Метатроном светлое воинство, а в клубящейся за Эосфором тьме угадывались тысячи готовых к бою демонов, во главе которых стоял Рофокал.

Забыв обо всем, Велиар, Эмма, герцог и Сайтан застыли, глядя на сближающиеся процессии. Посмертный крутил головой, не понимая, кто это такие, и почему он не может двинуть вдруг окаменевшей рукой, и добить помертвевшего от страха Саргатанаса. Все что ему удалось, это держать клинок на уровне единственного глаза директора. И только Сет был безразличен ко всему, что не касалось черного блестящего камня...

Иерархи сошлись у Сердца Суккуб, и замерли, глядя в глаза друг другу - непостижимо Светлый и неизъяснимо Темный! Оба одновременно приложили руки к камню, и мир вздрогнул в великом предчувствии.

- Ты здесь! - Пророкотал пробирающий до костей голос Ушедшего.

- И ты здесь! - Ответил проникающий в самую глубь сознания голос Владыки.

- Свершилось! - Произнес Ушедший.

- Наконец-то! - Ответил Владыко.

Вокруг Ушедшего клокотала истинная тьма, не позволяющая свету даже приблизиться к Эосфору и, создавая вокруг него странное серое марево. Точно такое же облако бурлило вокруг Владыки, не позволяя тьме прикоснуться к светящемуся Иерарху.

- Все изменится! - С усмешкой произнес Ушедший.

- Все уже меняется! - С улыбкой ответил Владыко.

- Мой любимый Враг!

- Мой ненавистный Друг!

В воздухе звенело - неслышимо, и в то же время оглушительно громко, наполняя его диким, почти непереносимым напряжением. Оцепеневшие от невообразимости происходящего, все смотрели на стоящих у края огромного валуна Владыку и Ушедшего, и никто не обращал внимания на Сета. Никто не заметил, как сбросив оцепенение, Сет оторвался от камня, поднял валявшуюся рядом огромную секиру, и изо всех сил ударил по черной поверхности. Оглушительный звон слился с треском лопнувшего железа, брызнувшие искры на мгновение вспыхнули ярче солнца, но на камне не осталось даже царапины. Сет повернул голову вправо и, встретившись с глазами Иерархов, не отвел взгляда. Бросив на залитый кровью пол остатки секиры, он выпрямился и во весь голос произнес, обращаясь сразу к обоим: