Айя Субботина - Красный туман (СИ)

   Канцлер обреченно вздохнул. Знать бы, кто осмелился устроить погром Второго союза - глядишь, он и его методы пригодились бы Конферату.

   -- Насчет архаты, - быстро, пока магистры не затеяли новый спор, заговорил Грифид. - Самым разумным будет подключить шпионов. - Он выразительно посмотрел на Тарега. Тот знал, что без него не обойдется, и снова зубоскалился.

   -- Мои тени исполнительны, бесшумны и безлики, их не увидит зрячий и не услышит слепой, и они всецело во власти Конферата. - Издевка сквозила в каждом слове. Во власти-то может быть, но только сперва во власти самого Тарега.

   -- Странно, что твои тени не узнали об архате, - заметил Адер и приложился к горлышку фляги, с которой после пожара почти не расставался.

   -- Ты хочешь в чем-то упрекнуть меня, магистр? - не изменяя насмешке, поинтересовался Тарег. - Неужто в этот раз у тебя кишки хватит не юлить и сказать как есть?

   Адер как будто вскинулся, но быстро потух, как брошенный в костер соломенный сучек.

   -- Прикажи своим шпионам искать архату, и докладывать мне лично, - приказал канцлер. Проклятая болячка брала свое - во лбу усердно грохотали невидимые молоты, затылок отдавал боль на каждый удар, а глаза стали влажными.

   Грифид жестом подозвал помощника, вцепился в предложенную трость и поднялся.

   Магистры учтиво - а кто и не слишком усердствуя - повставали. Канцлер бросил какие-то небрежные пожелания и со всей прытью, на которую были способны ноги, заковылял прочь из Зала славы.

   Архата, будь она неладна. Только архаты не хватает для полной ахинеи происходящего.

Имаскар

   На запад.

   Имаскар посмотрел в обозначенную Матерью сторону. Сырой день, такой же безликий, как и предыдущие.

   "А что ты ожидал увидеть? Перст Создателей, который укажет, где спрятан меч? Усыпанную стеклянной пылью дорожку, что приведет к тайнику?"

   Меч пепла. Легендарный клинок, сгинувший много лет назад. Мечом пепла владел наиславнейший предок Второго союза - Гарул. О его подвигах сложено множество песен, былин и легенд, а еще больше - небылиц и вранья. Гарул Пожиратель детей, Гарул Потрошитель вдов, Гарул Гнилое ухо... Всех бесславных прозвищ Имаскар не помнил. Но меч? Он видел его на гравюрах - единственном, что хоть как-то подтверждало существование легендарного оружия. Да и подтверждало ли?

   Имаскар отошел от наполовину заколоченного досками окна. Некогда наполненная старинными томами, пергаментами и свитками библиотека теперь напомнила неуклюже украшенный сарай. Часть безнадежно испорченных стеллажей разобрали на растопку. Имаскар как раз подхватил несколько из кучи в углу и сунул в камин. Часть бесценных книг разбойники сложили кечей в центре и подожгли, огонь лизал стены и потолок, оставив на всем, чего касался, уродливую черноту копоти.

   Имаскар повернулся к столу, на котором разложил остатки чудом уцелевших книг. Второй день, отказывая себе во сне и отдыхе, он как бумажный червь поглощает уйму ничего не значащих исторических актов, слов, рассказов, силясь отыскать хоть тень следа, что приведет к мечу. И все напрасно. Все, что у него есть: старая гравюра, найденная в пожарище. Огонь частично полакомился ею, сожрал ноги изображенного предка, и щит в его второй руке, но не успел добраться до клинка. Обычный полуторный меч: ни большой, ни маленький, лезвие тоньше обычного, наконечник точно игла, рукоять с черным камне в сердцевине. Художник намеренно изобразил меч черным, в угоду легенде о том, что меч выкован из пепла и крови первого убитого серафима. Бред, конечно. Падение серафима случилось за много лет до рождения Гарула. Но слухи не знают оглядываются на летоисчисление. Да и кому она недобра, правда, если славный вымысел, как боевой клич, поднимает людей на подвиги и вселяет в них боевой дух.

   Имаскар отложил пергамент, нечаянным взглядом скользнул по корешку одной из книг. "История Оттепели". Сердце отчаянно сжалось. Как мало времени прошло. Совсем недавно, как будто вчера, он застал Аккали в библиотеке за этой самой книгой. Она прилежно и усердно читала, трепетно переворачивала страницу за страницей, пока он, незамеченным, наблюдал за нею сквозь дверную щель. Ее домашнее платье цвета лунной тени, золотая кожа и идеальный профиль, обруч лунного стекла на лбу и сверкающий красным браслет Наследницы союза. Первая красавиц Арны - это знали все.

   В его воспоминании она подняла голову, улыбнулась, украшая щеки ямочками. "Имаскар, нехорошо подглядывать, - пожурила в шутку и грациозно поднялась. - Нам нельзя быть наедине".

   -- Я только полюбуюсь тобой, - он шепотом повторил тогдашний ответ.

   Боль толкнула вперед, заставила смахнуть на пол увесистый том, перевернуть стол и швырнуть в стену табурет. Зачем все это? Погоня за легендой, поиски мифа. Вместо того, чтобы искать причастных к гибели Союза, он глубже и глубже зарывается в бумаги.

   -- Аккали... - Плевал он на запреты, на порядки и традиции, на все устои и прочую околесицу. - Аккали...

   -- Шианар, что стряслось? - Привлеченный шумом, в библиотеку ворвался Ксиат. Увидев стреноженный письменный стол, поостыл. - Тебе следует отдохнуть, шианар. Ты еще не вполне здоров.

   -- Достаточно, чтобы отправиться в поход и снести сотню разбойничьих голов.

   -- Ты потерял много крови, шианар, - настаивал генерал, - если ты снова сляжешь, час смерти снова отдалится.

   Архат поднял злосчастную книгу, прикоснулся с пыльному, обитому серебром уголку. Аккали... Кто знает - может быть она так же прикасалась к нему и...

   -- Прибыл гонец, - перебил мысли шианара Ксиат.

   -- С пергаментом? - встрепенулся Имаскар.

   Генерал ответил кивком и предусмотрительно отошел в сторону, уступая дорогу.

   Даната осталась верна себе. Вместо одного свитка, всучила гонцу целый сундук, куда сложила написанное собственной рукой письмо, пергамент, том "История Железных миротворцев", том "Геральдика Союзов" и несколько книг об истории Арны.

   -- Хозяйка Солнечной короны думает, что ты решил стать книгочтеем, - не тая иронию, сказал генерал Ксиат, под пристальным взглядом которого слуги извлекали содержимое сундука.

   -- Пусть, - ответил Имаскар, - нам от этого кругом выгода.

   Он нетерпеливо развернул пергамент, пробежался взглядом по строчкам, проверяя, тот ли это пергамент, о котором говорил хронист. На уголке - почерневшее от времени пятно крови, часть текста безнадежно размыта водой и тленом, часть сохранилась в виде обрывков. Но при должном усердии прочесть можно. Жаль, что хронист Союза и его помощники-летописцы мертвы.