Александр Мазин - Мертвое Небо

Бык ревел, захлебываясь от ярости и бессилия. Он не желал признавать поражение, он желал вырваться и растоптать…

…Стены ямы неожиданно раздались в стороны, скребущие по стенкам копыта ударили в твердое дно. Мощный толчок – и бык, роняя пену, устремился вверх по склону, вылетел наверх и, не останавливаясь, всей массой ударил наглого человечка. Человечек покатился по земле, оглушенный, все-таки попытался встать… Толстый черный рог с хрустом прободил хилую плоть: мышцы, кости, печень; подкинул человечка высоко вверх, а когда тот упал на землю и принялся извиваться, как червь, пачкая траву кровью, бык обрушил на него тяжесть широких копыт и топтал до тех пор, пока тело человечка не превратилось в грязную тряпку…

– Я уж думал: никогда больше не выпью сладкого тайского вина,– улыбаясь, проговорил Турфанг.

Хрустальная чаша в его руке переливалась, словно живое пламя, но сама рука слегка дрожала. Слегка.

– Пусть твоя судьба, благородная Ниминоа, будет такой же глубокой и прекрасной, как вкус этой красной влаги! Ради жизни, друзья!

Три чаши поднялись и соединились. Больше никто ничего не сказал. Зачем?

Тело тайдуанского чародея валялось у дверей. Сухая мертвая оболочка. Утром ее увезут и зароют вместе с трупами повешенных монахов. И никто не вспомнит об Унгате. Разве что его дракон…

VIII

– Их около пятидесяти тысяч,– доложил командир разведчиков.– Почти половина – монахи-всадники. Будут здесь приблизительно через три дня.

– Многовато,– заметил Виг.– Впрочем, если мы захотим отсидеться за стенами, город им не взять.

– Это точно! – подтвердил командир разведчиков.– Осадных орудий при них нет. И провианта не много, а у здешних крестьян даже мяса с костей не снимешь.

– А в городе, напротив, припасов хватает,– размышляя, проговорил Виг.– Что скажешь, светлорожденный?

– Скажу, что отсиживаться за стенами мне не по нраву! – решительно заявил Данил.– Их надо бить! Турфанг, ты как-то говорил, что способен погрузить в сон десять человек…

– Могу,– кивнул жрец.– Но лучше не десять, шесть. Надежней.

– А сделать так, чтобы в этой шестерке оказались начальники хуридского войска?

– Почему бы и нет? Только сначала я должен взглянуть на каждого из них.

Данил взглянул на командира разведчиков.

– Запросто! – уверенно заявил тот.– Их караулы… Это же смех один, а не караулы. А когда они лагерем становятся… У фарангских крыс больше порядка, чем у этих!

– В общем, пустяки,– резюмировал Турфанг.– Тем более, чародея у них уже нет.

– Значит, надо завтра поднимать людей и отправляться,– объявил Данил.– Виг?

– У тебя есть план? – поинтересовался капитан-комендант.

– Есть,– Данил улыбнулся.– Сядем на пардов и ударим. Эдак часика за два до рассвета. Но сначала аккуратно снимем часовых, а Турфанг позаботится о том, чтобы их командующие продолжали смотреть свои поганые сны. Как тебе мой план?

Виг посмотрел на Турфанга – жрец подмигнул.

– Годится,– кивнул капитан-комендант.– Только, друг мой, прости, но я уже слишком стар для ночных скачек. Воинов поведешь сам.

Данил с подозрением поглядел на Вига. Раньше конгай подобных заявлений не делал. Но Виг был невозмутим.

– Хорошо,– согласился светлорожденный. Конечно, он удивился, но не настолько, чтобы искать в предложении скрытый смысл.

– Ну вот,– сказал Виг, когда светлорожденный откланялся,– та самая возможность, о которой ты просил.

– Не я,– возразил Турфанг.– Он.

– Да, конечно. Надеюсь, все пройдет удачно.

– А ты сомневаешься?

Старый воин улыбнулся и покачал головой.

– Из парнишки выйдет отличный Владыка для этой сраной страны,– сказал он.– Хотя я ему не завидую.

– А я завидую,– сказал Турфанг.– Или ты забыл, какая у него невеста? – И рассмеялся. Не очень искренне.

Брат-Хранитель Дорманож проснулся от того, что в шатре кто-то был. Так и есть: кто-то сидел на подушках рядом с ложем монаха.

«Унгат»,– подумал Дорманож, испытывая привычное раздражение, потому что чародей, как всегда, явился в наиболее неподходящее время и прервал столь приятный сон. Теперь Дорманожу совсем не так легко заснуть, как в молодости, а если не выспишься, к вечеру голова станет – как чугунный котел.

– Что на этот раз? – буркнул Дорманож.

Гость промолчал.

Монах высек искру, зажег от трута лучинку, а от лучинки – фитиль лампы. Когда огонек окреп, Дорманож поставил лампу на пол и поднял глаза на незваного гостя…

Это был не Унгат!

На подушке, вертя в руках узкий глорианский стилет, расположился светлорожденный Империи Данил Рус.

– Рад, что ты сохранил его,– спокойно произнес северянин и аккуратно вложил кинжал в кармашек сапога. Дорманож заметил: кармашек оказался коротковат, треть клинка осталась снаружи. Впрочем, какое это имело значение?

Дорманож покосился на свой меч, лежащий на расстоянии трех локтей от его руки… рядом с ногой пришельца. Не успеть…

– Ты меня убьешь? – хриплым голосом спросил Дорманож.

Светлорожденный чуть заметно пожал плечами:

– Когда-то,– сказал он,– ты предлагал мне поединок. Зажила ли твоя рана?

– Да,– не смея верить в такую удачу, прошептал Дорманож.– Да, зажила.

Данил носком сапога подтолкнул к Дорманожу его меч. Еще мгновение назад Брат-Хранитель и не мечтал о таком, но теперь он решил выжать из ситуации все, что возможно:

– Ты – в кольчуге,– заметил он.– А я – нет.

– Так надень,– беспечно отозвался светлорожденный.

Никогда еще Дорманож не облачался так быстро. Слава Величайшему! Этот северянин – достойный человек. И к нему следует отнестись как к воину, а не как к имперской крысе.

– Мы будем драться снаружи,– голос Брата-Хранителя обрел привычную твердость.– Клянусь именем Величайшего, если ты победишь,– ни один из моих солдат не причинит тебе вреда. Ты уйдешь свободным!

– Хорошо,– ответил светлорожденный.

Дорманож был неприятно удивлен равнодушием, с которым имперец воспринял щедрость воинствующего монаха.

Светлорожденный поднялся и двинулся к выходу из шатра. Он не боялся повернуться спиной к Дорманожу, и монах почувствовал себя польщенным. Но все положительные эмоции испарились, когда Дорманож откинул полог шатра.

До рассвета оставался какой-нибудь час. Серые сумерки, мутный от утреннего тумана воздух, крохотные капельки влаги – на кирасах, шлемах, клинках… Закованные в сталь конгаи двумя шеренгами стояли у входа. Поверх их шлемов Дорманож видел хуридские шатры, но – ни одного воинствующего монаха. Ни живых, ни трупов. Дорманож мотнул головой, отгоняя наваждение, прошептал молитву. Все осталось по-прежнему. Величайший отвернулся от них.