Юрий Никитин - Зубы настежь

Сильный стук копыт догнал, я не оборачивался, уже отличал уверенную поступь жеребца воеводы от кокетливого шага кобылки принцессы, наглого топота коня герцога или невыразительного стука по земле лошадей остальной свиты.

Воевода снял шлем, на красном лице медленно выступали бисеринки пота, тут же либо сдувало ветром, либо выпивал сухой накаленный воздух. Небо над головой качалось беспощадно синее, без единого облачка.

– Дождь будет, – сказал он.

Я с недоверием посмотрел на небо:

– Точно? А какие приметы?

Он хмыкнул:

– При чем тут приметы? Давно не было. Значитца, пора.

Я перехватил его оценивающий взгляд. И хотя он мазнул им по моей мощной мускулатуре, я ощутил, что к схваткам отношения не имеет, а скорее к тому, что с такой атлетической фигурой да вот уже третьи сутки в пути, и все еще ни одной служанки не греб, барабанщика не пользовал, в рукоблудстве вроде бы тоже не замечен... Скажи ему, что и в первом квесте вроде бы не грешил, то вообще решил, что анаболиков наглотался.

Впереди прямо на дороге взметнулись два вихря. В серой пыли мелькнули мускулистые, присыпанные пылью тела, солнце скользнуло на коротких лезвиях. Не рассуждая, я отклонился в сторону, мимо просвистела сталь, мои руки словно без участию сознанию сорвали с крюка щит и выдернули из-за спины меч.

Два конских прыжка, лязг, визг, крики, чмокающие удары тяжелого лезвия по мясным тушам, и мы с конем прорвались вперед по дороге, где я развернул коня, красиво приподняв на дыбы, вскинул меч, с которого срывались красные капли, и бросил эту полосу булата в ножны.

На дороге осталось четыре рассеченных тела. Кровь хлестала широкими потоками из страшных ран, заливала топоры, швыряльные ножи. Пыльный ковер вокруг убитых темнел, мокрое пятно расползалось шире и шире.

Воевода смотрел неверящими глазами. Лицо его было перекошено, наконец одной рукой сунул топор обратно в ременную петлю, другой рукой провел по сразу заблестевшему лбу:

– Ф-фу... Я не успел глазом моргнуть!.. Ты прямо как... как не знаю кто.

Я отмахнулся:

– Да ладно, забудь. Так как, говоришь, ты горного великана забодал?

Воевода подъехал, что-то говорил, а на меня внезапно нахлынула дрожь, руки затряслись, губы начали прыгать. Перед глазами замелькали картинки, как эти, которые подстерегали меня, да не промахнулись, да и ножи вонзились все четыре, да потом еще и топоры...

Воевода внезапно прервал рассусоливания, посмотрел с уважительным удивлением:

– Ишь как тебя корчит!.. Прямо ломает. Лютый ты чересчур!.. Мало тебе четверых, только раззадорился... Да, недаром орки... Молчу-молчу.

Дорога вышла из леса, справа потянулись пшеничные поля. Мужчины мерно взмахивали косами, женщины вязали снопы, а тучные волы мерно жевали жвачки. Еще дальше деревья, домики

Я с удовольствием смотрел на веселые смеющиеся лица молодых женщин, округлые сытые бедра, живые глаза. Воевода перехватил мой взгляд, бросил понимающе:

– Да, девки здесь всем девкам девки. Из соседних земель едут сватать!.. Конечно, где-нибудь за тридевять земель может быть есть и лучше, во что поверить все же трудно, но во всех окрестных...

Я вспомнил Светлану, во рту стало горько, а голос дрогнул:

– Есть.

Он посмотрел круглым как у большого кота глазом, не поворачивая головы:

– В самом деле?.. Наверное, очень далеко?

– Очень, – сказал я. Во рту было как после полыни, горечь опустилась к сердцу. Воевода смотрел сочувствующе, я наверняка переменился в лице, он с досадой посмотрел на палящее солнце, ни спрятаться, ни укрыться от жуткой как кузнице возле горна жары, сказал утешающе:

– Да, старые волхвы что-то баили... Кто, грит, хоть раз одну крылатую под себя подгребет, тот на других баб и смотреть не станет. А ты не только крылатых, их вон как гусей косяки на север прут... видать, битва идет, ты даже среди орков не в простых свиньях ходил!.. Тебе, как властелину, каждую ночь новых, небось, приводили!.. Зеленых, свеженьких, сытеньких, с холодной как у лягушечек кровью и холодной кожей...

Он вытер обильно струящийся пот, звучно выплюнул ком черной пыли, которым убил бы, попади, крупную полевую мышь.

Мы ехали через широкую рощу. Когда справа донесся голос, мы прислушались настороженно, а воевода похлопал по рукояти топора, не убежал ли, левой рукой привычно снял с крюка щит. Мои руки дернулись, но остались на месте: ветер донес слова непристойной песни.

Из-за дальних берез показался всадник. Конь шел ровным шагом, человек сразу же умолк, но без всякой спешки снял с седельного крюка железный шлем, нахлобучил на голову, в правую руку взял топор на длинной рукояти, а в левой оказался небольшой круглый щит.

Конь двигался все таким же неспешным шагом, незнакомец выглядел мужчиной крепкого слежения, рубаха расстегнута, открывая широкую грудь, заросшую рыжими волосами, сапоги из простой кожи, истоптаны, на шлеме и щите следы жестоких ударов, но сам всадник держался уверенно, без страха.

Управляя ногами, он пустил коня по обочине справа, сразу сообразив, что на всякий случай лучше зайти со стороны воеводы.

Воевода вскинул руку:

– Привет тебе, путник! Мы мирные люди.

Всадник остановил коня, несколько мгновений всматривался, затем топор и щит вернулись на места, он снял шлем. На нас взглянуло немолодое лицо с легкой седой щетинкой, голубые глаза на веселом дерзком лице. Кожа коричневая, темная как от жгучего солнца, так и от ветров, снегов. Морщины не портили, а скорее придавали вид суровой и веселой мужественности.

– Приветствую, – ответил он наконец сильным чуть сипловатым голосом. – Я одинокий путник, который не ищет драк, но не отказывается, когда ему их навязывают.

Воевода широко улыбнулся:

– Хорошие слова. Если едешь в Тарганбург, то присоединяйся к нашему отряду. Мы скоро остановимся на отдых, можешь в безопасности напоить коня и отдохнуть сам.

Незнакомец смерил меня пристальным взглядом, я попытался ощутить его неприязнь, но это оказался первый человек, у которого моя могучая стать не вызвала неприязни. Кивнул с дружелюбным равнодушием, уже улыбался, я с облегчением понял, что это один из немногих любителей жизни, который жизнью доволен по самую завязку, красота и мускулы других людей ему до одного места, все равно он круче и удачливее,

– Меня зовут Ушан, – назвался он. – Вообще-то я купец. Правда-правда!.. У меня бывали не только лавки, даже склады с горами товаров. Отправлял караваны... Сейчас, правда, монета выпала не той стороной, но все меняется, верно?

Наши кони ехали рядом, я буквально чувствовал как даже от его коня струится ощущение довольства жизнью, приключениями, и ожиданием, что не за тем поворотом, так за следующим его ожидают сундуки с золотом. Хотя, возможно, и ожидают. Некоторым людям просто везет, а некоторые просто имеют нюх на золото и приключения.