Джордж Мартин - Воины

Грей вытер лицо, украдкой взглянув на брата из-под платка. Хэл внезапно постарел. На его лице читалось нечто большее, чем тревога за Грея.

— Ты имеешь в виду Натаниэля Твелвтриса?

В обычных обстоятельствах он не стал бы упоминать об этой истории, но сейчас оба вынуждены были говорить начистоту.

Хэл пристально взглянул на него, потом отвернулся.

— Нет, не Твелвтриса. Тут у меня выбора не было. И к тому же его я действительно хотел убить. Я имел в виду... то, что привело к той дуэли.

Он поморщился.

— Кто женится второпях, у того будет достаточно времени, чтобы в этом раскаяться.

Он посмотрел на письмо на столе, покачал головой и погладил по головке Дотти.

— Мне хотелось бы, чтобы ты не повторял моих ошибок, Джон, — вполголоса произнес он.

Грей молча кивнул. Натаниэль Твелвтрис соблазнил первую жену Хэла. Впрочем, независимо от ошибок Хэла, Грей никогда не собирался ни на ком жениться — не намерен он был жениться и теперь.

Хэл нахмурился, задумчиво постукивая по столу сложенным письмом. Он бросил взгляд на Джона, вздохнул, положил письмо, сунул руку за пазуху и достал оттуда еще две бумаги, одна из которых, судя по печати, была казенной.

— Твой новый чин, — сказал Хэл, протягивая ее брату. За Крефельд, — добавил он и приподнял бровь, видя, что тот ничего не понимает. — Тебя ведь повысили до подполковника. Неужто забыл?

— Я... собственно... не припоминаю.

У него было смутное ощущение, что кто-то — вероятно, Хэл, — говорил ему об этом, вскоре после Крефельда, но он был тяжело ранен и не в том состоянии, чтобы думать об армейских делах, а уж тем более радоваться чину, полученному за боевые заслуги. А потом...

— Там ведь с этим была какая-то неразбериха, нет? — Грей взял спой офицерский патент и, хмурясь, распечатал его. — Я решил, что они передумали.

Ага, помнишь, стало быть, — сказал Хэл, снова вскинув бровь. — Генерал Вильдман присвоил тебе этот чин сразу после битвы. Однако с подтверждением вышла заминка: сперва расследование взрыва пушки, а потом... потом вся эта заваруха с Адамсом.

— Ах да! — Грей еще не вполне пришел в себя после известия о смерти Николса, однако имя Адамса заставило его разум очнуться. — Адамс... Ты имеешь в виду, что Твелвтрис ставил препоны?

Полковник Реджинальд Твелвтрис, служивший в артиллерии, был братом того самого Натаниэля и кузеном Бернарда Адамса, изменника, который теперь ожидал суда в Тауэре благодаря усилиям Грея, предпринятым прошлой осенью.

— Ну да. Ублюдок, — бесстрастно ответил Хэл. — Он, кстати, должен завтракать у меня на днях.

— Не из-за меня, надеюсь, — сухо сказал Грей.

— Нет-нет, — заверил его Хэл, слегка укачивая дочурку, чтобы та не хныкала. Исключительно для собственного удовольствия.

Грей улыбнулся, невзирая на снедавшую его тревогу, и отложил патент.

— Ну ладно, — сказал он, переведя взгляд на четвертое письмо, которое все еще лежало на столе. Оно выглядело как официальный документ, и его уже вскрывали: печать была сломана. — Значит, предложение вступить в брак, осуждение за убийство, новый чин а тут что, черт возьми? Неужели счет от портного?

— Ах, это! Это я тебе, вообще-то, показывать не собирался, — сказал Хэл и осторожно передал его Грею, стараясь не потревожить Дотти. — Но, принимая во внимание обстоятельства...

Он не договорил, молча дожидаясь, пока Грей развернет письмо и прочтет его. В письме майору лорду Джону Грею предлагалось — или, точнее, приказывалось, — прибыть на военный суд над неким капитаном Чарльзом Каррузерсом, чтобы засвидетельствовать добропорядочность означенного лица, каковой суд состоится в...

— В Акадии[17]?! — возглас Джона напугал Дотти, та наморщила личико и явно собралась разреветься.

— Тс-с, тише, ласточка моя, — Хэл принялся энергично укачивать ее, поглаживая по спинке. — Все в порядке, это просто твой дядя Джон дурит.

Грей пропустил эту реплику мимо ушей и помахал письмом перед носом у брата.

— Это что за дьявольщина? За что Чарли Каррузерса отдали под трибунал? И за каким чертом меня вызывают отсюда туда засвидетельствовать его добропорядочность?

— За то, что не сумел подавить мятеж, — ответил Хэл. Что касается тебя — ну, видимо, потому, что он так попросил. Офицер, которому предъявлено обвинение, имеет право вызван» свидетелей по своему выбору. Ты что, не знал?

Знал, наверное, но так, отвлеченно. Самому ему никогда не приходилось присутствовать на военном суде — это не такое уж частое событие, — и он плохо представлял себе, как это происходит.

Он покосился на Хэла.

— Так говоришь, ты не собирался мне это показывать?

Хэл пожал плечами и легонько подул на макушку дочки. Светлые волосики заколыхались, как колосья на ветру.

Не было смысла. Я собирался им отписать, что мне, как твоему командиру, ты нужен здесь. Для чего, спрашивается, отправлять тебя в канадские дебри? Однако, учитывая твой дар влипать в неловкие ситуации... кстати, как ощущения? — с любопытством осведомился он.

Какие о... а, ты про угря? — Грей был привычен к манере своего брата молниеносно менять тему беседы и без труда подстраивался под нее. — Ну, надо сказать, я был изрядно потрясен.

Он рассмеялся — немного нервно, — видя сердитый взгляд Хэла, и Дотти принялась выворачиваться из отцовских рук, умоляюще протягивая пухлые ручонки к дяде.

— Ах ты, кокетка! — сказал ей Грей, взяв ее у Хэла. — Нет, в самом деле, ощущения впечатляющие. Ты когда-нибудь ломал себе кость? Помнишь этот толчок, еще до того, как почувствуешь боль, который пронзает тебя насквозь, в глазах темнеет, и кажется, как будто тебе и брюхо вонзили гвоздь? Ну вот, нечто вроде этого, только куда сильнee, и длилось это куда дольше. У меня дыхание перехватило, признался он. — Причем буквально. И, по-моему, сердце тоже остановилось. Доктор Хантер — ну знаешь, этот, анатом? — был рядом, и ему пришлось ударить меня в грудь, чтобы оно забилось снова.

Xэл слушал его очень внимательно и задал несколько вопросов, на которые Грей отвечал машинально. Его разум был поглощен последней прочитанной бумагой.

Чарли Каррузерс. В юности они одновременно вступили в армию, хотя и в разные полки. Сражались плечом к плечу в Шотландии, вместе резвились в Лондоне во время отпуска. Между ними было... ну, связью это не назовешь. Так, три-четыре коротких встречи, мимолетные жаркие и потные объятия в темных углах, которые так легко забыть поутру, списать на то, что вчера оба были пьяны, и никогда не обсуждать между собой.

Это были его «дурные времена», как называл он их про себя, те годы после смерти Гектора, когда он искал забвения везде, где только мог — и частенько находил его, — прежде чем наконец пришел в себя.