Парфененко Борисович - Другое имя зла

Моя замкнутость не смогла не вступить в противоречие с окружающим миром. В середине девятого класса посыпались двойки и тройки. Пытался сдержать, суетливо возводя запруду из вранья, вырванных из дневника страниц, поддельных подписей и прочего подобного. Но поток был слишком велик, что бы моя, не без гордости могу сказать, довольно, искусная плотина не рухнула под талыми водами всепоглощающей правды.

Нерушимый союз родителей, школьных учителей и репетиторов общими, титаническими усилиями заставили закончить без троек десятый класс. Не без хлопот отца поступить на исторический факультет Ленинградского Государственного Университета имени Жданова. Все эти великие события произошли в один год с выстеленной Горбачевым перестройкой.

Первый курс оказался очень ярким. Все вокруг было не таким, как прежде. Исчезло давящее ощущение толпы. Начал различать лица, преимущественно женские. Первый семестр взрослой жизни, страдая, хранил целомудрие. После зимы, с таяньем снега меня посетила первая любовь. Она была старше на два года и выше на три сантиметра, этакий, Майкл Джордан в юбке. Все героические попытки романтизировать отношения, разбивались в постели о плотскую, животную страсть. Она была самкой. Когда узнала о том, что у меня первая, для нее обремененной большим, по сравнению со мной, багажом жизненного опыта, куда входило: замужество, аборт, развод, учить жизни такого кутенка, как я было потрясающим, чувственным наслаждением.

Когда расслабленный вином, ее телом, начинал говорить о любви, она смеялась и, гладя по голове, говорила: "Любовь – это совокупление. И чем лучше оно, тем крепче любовь!". Я злился, мучался, страдал, писал стихи, но все мимо.

Короче говоря, в армию попал прожженным, умудренным опытом и изъеденный цинизмом. В армии, запертым на два года, сохранить себя невыразимо сложно. Но когда удалось выработать линию поведения, отслужил год, получил сержантские лычки, понял, что в этой системе при определенных обстоятельствах, охранять свое я очень легко. Помогало этому и изолированность армии от общества, которое конвульсировало в объятиях перестройки, гласности и демократии, этих подосланных, продажных девок капитализма. Одним словом, переполненный сам собой вернулся на гражданку.

Эта "Гражданка" оказалась совершенно другим измерением, на совершенно чужой планете. Естественно, из армии никто не ждал, кроме родителей и пары закадычных приятелей по университету, так же как и я два года не обдуваемых ветрами перестройки. Возвращение было будничным и рабочим. Несколько дней беспробудной пьянки, череда новых знакомых, кратковременные, на сексуальной почве, влюбленности в женщин, чьи имена и лица забывал сразу по окончанию акта.

Осенью учеба перемешалась с желанием зарабатывать. До девяносто первого года, таких возможностей было море. Удалось совместить нетяжелое обучение с еще более легкими, но регулярными заработками. Денег имел достаточно, чтобы ни выделяться из серой массы элгэушного студенчества. Пил вино, трахался, покупал вещи. Учеба катилась сама собой. Учились мы не на семинарах и лекциях, ни на коллоквиумах, и уж тем более ни на экзаменах и зачетах. Как правило, способность излагать свои мысли складно появлялась в компании себе подобных, за бутылкой водки, на какой-нибудь конспиративной квартире. Естественно, что мысли были сумбурными, а слова загадочными и туманными. Но когда все это говорилось, понимал все и все мог объяснить. Заканчивалось всегда примерно одинаково. Утром с головной болью, вспоминая имя очередной подруги по диспуту, с которой обрел единение душ и тел. Вспомнить тему шумной вчерашней беседы не мог. Зачем?! Почему кончилось это, как всегда, в постели, с незнакомой девкой, с дерьмом во рту, жуткой головной болью и желанием содрать с кожу, чтобы очиститься?!!

Все путчи и политические волнения проскакали мимо, не смешивая меня с собой. Не принимал участия в политике, чурался всех видов общественных движений. Всех политиков считал жидким говном с изюмом. Главным в жизни было наличие денег для обустройства комфортной, физиологической жизни. Душа и собственная индивидуальность в тот момент беспокоили меньше всего. Конечно, считал себя исключительным, но доказывать это кому-либо необходимости не ощущал. В таком состоянии духа и тела закончил свое высшее образование.

Первый раз в голову пришли мысли о том, что тело бренно, когда потерпел фиаско в коммерческой деятельности. Ситуация была обыденной, до слез. Подставили. Наехали, обобрали, хорошо, обошлось без членовредительских штук. Однако, проститься пришлось со многим, с новой машиной, дорогими часами, золотыми цацками и просто с деньгами. Сидел в пустой квартире, благо о ней бандитам ничего известно не было. Прописан был в коммуналке, ее и лишился, а квартира была записана на мать. В то время бандитские разборки иногда оставляли родню нетронутой. Так вот, сидел в этой квартире и думал, зачем мне деньги? Внешние проявления успеха? Главное это жить в согласии с собой. Избегать конфронтации с окружающим миром. И вообще спрятаться от всего.

Устроился работать в музей, в архив. Что, хотя и не соответствовало специальности, но было по профилю примерно рядом. Стал книжным червем. Общение на работе сводилось к здрасте и досвиданьице, спасибо и пжалуста. Зарабатываемых денег едва-едва хватало на жратву, чтобы ни помереть с голоду. У родителей брать гордился, да и помочь они в то время могли мало чем. Иногда жратву менял на водку, а голод обманывал алкоголем. Безрадостно все было. Примерно в это же время начал вести дневник. Поверял бумаге мысли обо всем, кроме самого себя, потому что со мной ничего не происходило. Два года рылся в пыли и своей душе. От самоубийства спас случай, если они бывают. Случайно на улице встретил старого приятеля по неудавшемуся бизнесу. Кстати, именно он и подставил тогда бандюкам. Морду бить не стал, хотя подмывало. Сдержал в себе извечную ненависть обездоленного к преуспевающему. И не обманулся. Не знаю, то ли угрызения совести, что вряд ли, то ли мои прошлые заслуги и способности на почве российского предпринимательства, заставили сделать предложение войти в его фирму младшим компаньоном. К тому времени самобогемная, голодная жизнь успела набить оскомину. Подумав минуты три, я согласился. Отметили примирение в кабаке. Слюняво целовались, переполненные искренним дружелюбием.

Предпринимали мы, довольно, успешно. Полу криминальный, как и все из существующих в России в то время коммерческих предприятий, приносил очень немаленькие деньги.

Поменял квартиру на Петроградку, купил новую девятку и имел возможность потакать своим не чересчур большим, человеческим слабостям. Идиллия продолжалась до тех пор, пока жадного Гешу, как называл своего приятеля, за эту самую жадность, не грохнули бандюки. Я его предупреждал. Фирма развалилась, какой бы он не был плохой и жадный, но все в ней вертелось, именно, вокруг него, Геши.