Гай Кей - Львы Аль-Рассана

— Да падет проклятие Джада на этого невыносимого человека! Можно мне тоже немного вина? — попросила королева.

Король быстро обернулся. Слуги уже вышли. Они остались одни. Он не помнил, что когда-либо видел на лице Инес подобное выражение. Скрывая свое замешательство, он быстро налил ей вина, смешал с водой и поднес ей бокал.

Она взяла бокал, глядя на него.

— Прости меня, — сказала она. — Я навлекла это на нас, да?

— Неприятного гостя? — Ему удалось улыбнуться. Глядя на нее, он ощущал странное веселье. — Мы справлялись с такими и раньше.

— Но он — нечто большее, правда? — Он смотрел, как его королева отпила из бокала. Поморщилась, но сделала второй глоток. Неожиданно хорошее настроение улетучилось так же быстро, как нахлынуло.

— Да, — ответил он, — этот человек — нечто большее. То есть не он сам по себе, а те новости, которые он принес.

— Я знаю. Священная война. Все эти объединившиеся армии. Они захотят, чтобы мы поддержали их, да? В Аль-Рассане.

— Все мои воины этого захотят.

— Тебе не хочется идти на юг. — Это был не вопрос. Раздался вежливый стук в дверь. Король ответил, и вошел Гонзалес де Рада. Он был очень бледен, с мрачным лицом. Рамиро вернулся к столу и налил себе еще один бокал. На этот раз разбавил вино водой. Сейчас не время расслабляться.

— Хочу ли я вести священную войну в Аль-Рассане? — Он повторил вопрос Инес для министра. — Сказать правду? — Он покачал головой. — Не хочу. Я хочу отправиться на юг на собственных условиях и в удобное мне время. Хочу отнять Руэнду у моего беспомощного брата, Халонью у дяди Бермудо — да сгниют у него пальцы на руках и ногах, — отобрать Фезану у этих убийц-картадцев и только потом строить дальнейшие планы, или пусть мои сыновья их строят, когда я умру и больше не буду доставлять тебе неприятностей.

— Если армия правителей поплывет в Аммуз и Сорийю, — сказал Гонзалес, — нам будет трудно не выступить на юг весной. Каждый клирик в трех королевствах Эспераньи будет вопить со своего алтаря, что мы погубим собственные души, если не сделаем этого.

— Ты прав, — пробормотал Рамиро. — Налей себе вина. Это принесет облегчение твоей душе, которой грозит опасность.

— Это моя вина, — сказала Инес. — Я привела его сюда.

Король поставил бокал. Подошел к ней, взял у нее бокал и поставил на стол. Взял ее руки в свои. Она их не отняла. Все это было совершенно необычно.

— Он бы все равно приехал, дорогая. Он и другие. Если все вельможи к востоку от гор пляшут теперь под их дудку, почему нам должны позволить жить не под их ярмом? Можешь быть уверена, что в Халонью уже приехали такие же, как он, и направляются в Руэнду, если уже не прибыли туда. Они потребуют, чтобы мы трое встретились зимой. Этого надо ожидать. Они прикажут нам встретиться под угрозой отлучения от церкви или потери наших бессмертных обителей в божьем мире. И нам придется их послушаться. Мы встретимся, дядя Бермудо, брат Санчес и я, будем вместе сидеть за столом и охотиться. Они будут следить за каждым моим движением, а я буду так же следить за ними. Мы поклянемся заключить священное перемирие между нами. Клирики будут в восторге петь нам хвалу. И мы почти наверняка отправимся на войну против Аль-Рассана к началу весны.

— И что?

Она задавала прямые вопросы, его королева. Умная, удивительная и непосредственная. Рамиро пожал плечами.

— Ни один трезвый человек не говорит с уверенностью о войне. Особенно о такой войне, когда на одной стороне сражаются три армии, которые ненавидят друг друга, а на другой — двадцать армий, которые друг друга боятся.

— И мувардийцы по ту сторону пролива, — тихо прибавил Гонзалес де Рада. — Не забудьте о них.

Рамиро закрыл глаза. Он продолжал слышать шум дождя. Фериерес, Валеска, Карш, города Батиары… все вместе, объединившиеся в священной войне. Вопреки самому себе, вопреки всем трезвым инстинктам он ощущал нечто неоспоримо трогательное в этом образе. Он почти воочию видел скопление знамен, всех этих могучих военачальников, собранных вместе. Как мог любой храбрый человек не желать оказаться там, не желать участвовать в подобном предприятии?

— Мир стал другим, непохожим на тот, в котором мы жили сегодня утром, — мрачно произнес Рамиро Вальедский. Он увидел, что все еще держит жену за руки, и она ему это позволяет. — Ты знаешь, что мне хотелось бы сейчас сделать? — неожиданно прибавил он, удивив самого себя.

Она подняла на него взгляд в ожидании. Он знал, о чем она думает. Ему всегда хотелось одного и того же, когда он так обращался к ней. Ну, она здесь не единственная, кто умеет преподносить сюрпризы. А это новое чувство было сильным.

— Мне хотелось бы помолиться, — сказал король Вальедо. — После того, что мы только что узнали, думаю, мне хотелось бы помолиться. Вы присоединитесь ко мне, оба?

Они вместе прошли в королевскую часовню, король, королева и их министр. Там находился придворный священник, который только что в великом унынии вернулся из зала для приемов. Как и следовало ожидать, он был несказанно изумлен появлением короля. И поспешно занял свое место у алтаря перед диском.

Каждый из них сделал знак символа божественного солнца, держа правую руку у сердца, а потом опустился на колени на каменный пол. Свет в королевской часовне был приглушенным. Там имелись окна, но старые, маленькие, и их заливал дождь.

Они молились в этом простом, лишенном украшений помещении единственному богу и дающему жизнь солнечному свету, обратив свои лица туда, где на стене, за алтарным камнем, висела эмблема солнца. Молились о силе и милосердии, о чистоте души и смертного тела, об исполнении светлых видении Джада и о ниспослании божественной милости — в конце своей жизни среди земных полей получить доступ в рай.

Часть IV

Глава 10

Нино ди Каррера, молодой, красивый и ловкий придворный короля Халоньи Бермудо и одновременно последний из часто меняющихся любовников требовательной супруги Бермудо, королевы Фруэлы, пребывал в состоянии тревожного недоумения.

Он не имел ни малейшего представления, что ему делать.

Замешательство его злило. Гнев подстегивало все возрастающее недоумение по поводу происходящего. Нино снял свой железный шлем и тряхнул гривой русых волос, являвшихся предметом зависти и желания большинства женщин при дворе Бермудо в Эскалау. Белые облачка пара вылетали из его рта и изо ртов двух других разведчиков и их коней в морозном воздухе раннего утра.

За спиной Нино, в этой долине, окруженной горами, остановился весь отряд. Его люди были хорошо вышколены. Коней они развернули головами наружу, а мулов с сундуками золота из Фибаса поставили в центр кольца. Шесть сундуков. Дань за год с этого города неверных в Аль-Рассане. Первая выплата париас Халонье. Обещание богатства, власти и еще гораздо большего в будущем. Конокрады из Вальедо — не единственные, кто в состоянии приструнить ашаритов, этих жалких псов. И ему, Нино ди Каррере, поручили собрать эти сокровища и привезти их в Эскалау до зимнего снега. Король многое обещал ему после возвращения; королева… королева уже наградила его в ночь перед отъездом.