Майте Карранса - Ледяная пустыня

— Весной будет слишком поздно. Моя дочь родится.

— Ничего страшного. Пусть родится здесь.

— Нет, это невозможно, — настаивала я. — Гуннар обещал отдать мою Диану Ледяной Королеве. Ты ее знаешь. Она наверняка жестокая и капризная.

Почесав в затылке, призрак подумал и сказал:

— Нужно будет убедить Гуннара, что вы очень плохо себя чувствуете, и что без вашего молока ребенок умрет. Тогда ему придется ждать, и он заставит ждать свою мать.

— А что будет потом?

— Когда наступит оттепель, — со знанием дела ответил Арук, — вы с дочерью наберете достаточно сил для обратного пути. Медведица нападет на Гуннара, а потом отведет вас к предводительнице Клана Медведицы Сармуке. Конечно, и там вы не будете в полной безопасности, но омниоры о вас позаботятся.

Я была невероятно признательна молодому инуиту. Если бы не он, я бы совершила ужасную ошибку и застрелила медведицу.

— А как я узнаю, что пора бежать?

— Потрите кольцо и позовите меня, — не моргнув глазом, заявил Арук, — а я пришлю к вам медведицу.

Внезапно мне на ум пришла другая опасность, о которой за последние недели я чуть не забыла.

— А Баалата? Что мне делать, если вдруг появится Черная Дама?

— Не появится, — усмехнулся призрак. — Здесь вы во владениях Ледяной Королевы. Баалата не посмеет сюда сунуться. Но когда вы выберетесь из здешних краев, вы снова окажетесь в опасности.

Мне все стало ясно. За моей дочерью охотились две одиоры, и, где бы я ни оказалась, по крайней мере, одна из них всегда будет мне угрожать.

Я погладила по голове рычавшую Лею, которая не могла смириться с присутствием своего исконного врага — медведицы. Впрочем, выбирать ей не приходилось. Я приказала собаке понюхать медведицу и больше никогда на нее не лаять. Потом погладила медведицу по ее мягкому белоснежному меху, прекрасно защищавшему ее от самых лютых морозов и отражавшему солнечный свет.

— Я буду звать тебя Камиллой, — сказала я ей. — В память о погибшей невесте Кристиана Мора.

Медведица не имела ничего против этого имени.

Камилле было пора начинать рыть себе берлогу. Ей предстояло родить на два месяца раньше меня. Эти два месяца она должна была провести без еды, кормя молоком своего медвежонка.

Я отпустила медведицу и пожелала ей удачи, глядя, как ловко она скачет по снегу, несмотря на свой колоссальный вес и огромный живот. Впрочем, роды медведицы должны были быть легкими. Она весила почти полтонны, а родить ей предстояло крошечного медвежонка весом в полкилограмма. Я же весила пятьдесят килограммов, и у меня был узкий таз, а жизнь я должна была подарить трехкилограммовому ребенку с большой головой.

В этом отношении женщины, безусловно, не являются венцом эволюции. У меня было в сто раз больше шансов умереть при родах, чем у медведицы.

Когда Камилла скрылась из вида, я попросила Арука не появляться в избе в присутствии Гуннара, и он согласился.

— Ты уверен, что Шредер ничего не расскажет Гуннару и его матери? — спросила я у Арука.

— Да, — ответил он. — Шредер боится того, что вы можете ему отомстить.

Я немного успокоилась и подумала, что дела пошли на лад, но опять ошиблась.

Гуннар вернулся раньше, чем я рассчитывала. К этому времени я успела разработать план действий на ближайшие три месяца, но Гуннар сделал ход первым.

Когда я проснулась, у меня очень болела голова, и я ничего не помнила. «Когда же я так крепко заснула?»

Открыв глаза, я увидела сидевшего рядом со мной с чашкой горячего напитка в руке Гуннара. Он сверлил меня своим стальным взглядом, проникая в мое сознание и пытаясь прочесть мои самые тайные мысли.

Теперь его глаза было не отличить от глаз дамы с портрета. Конечно, он еще не добрался до самого сокровенного в моей голове, потому что я предусмотрительно оберегала этот уголок своего сознания особыми заклинаниями, но мне стало ясно, что он и так все знает.

— Пей, — сказал он.

— Спасибо, не хочу.

— Пей, и голова пройдет. Извини, но по-другому мне было не парализовать на расстоянии твою волю.

Я очень удивилась.

«Гуннар парализовал меня на расстоянии?»

Я замерла с каменным лицом, не желая раньше времени раскрывать свои карты. Сначала мне нужно было понять, что именно ему известно о моих намерениях.

— Наивно было полагать, что Шредер мне ничего не скажет, — внезапно заявил Гуннар.

«Проклятый немец!»

Стиснув зубы, я хранила молчание. Мне было так страшно, что хотелось плакать, но сильнее страха была злость, и я удержала слезы. Злость пробудила меня от летаргического сна и придала сил для борьбы с Гуннаром.

Я ничего ему не ответила и не стала смотреть ему в глаза. Как можно незаметнее я запустила руку под подушку, но не нащупала там ни атама, ни волшебной палочки.

— Не ищи их, — ровным голосом сказал Гуннар.

— Ты их снова спрятал?

— На этот раз я их уничтожил. Во избежание неприятностей. По крайней мере, теперь мне не придется тебя постоянно сторожить, — сказал он таким тоном, что у меня сердце ушло в пятки.

— Значит, теперь я твоя пленница?

— Нет, — ответил Гуннар, и я поразилась его цинизму.

— Значит, если я захочу, я могу отсюда уйти? Например, вернуться к матери?

— Этого ты не можешь сделать, но лишь потому, что мы на севере, а на улице минус пятьдесят. Я тебя не удерживаю. — С этими словами Гуннар подошел к двери и приоткрыл ее. — Вот, — сказал он, — если хочешь, можешь уходить.

Я покачала головой, Гуннар закрыл дверь и сказал:

— Я не буду запирать дверь на замок. Уйдешь, когда захочешь.

Я не знала, что ответить. Такое «доброжелательное» отношение бесило меня больше, чем цепь, на которую он мог меня посадить.

— А что будет, когда родится моя дочь?

— Ты имеешь в виду — наша дочь?

Замерев, я подумала, что Гуннар говорит так не случайно. Наверняка он предъявит отцовские права на моего ребенка!

— Ну ладно — наша дочь…

— Мы покажем ее моей матери, — ничуть не скрывая своих намерений, заявил Гуннар.

— Зачем? — прошептала я, задохнувшись от ужаса.

— Она хочет видеть свою внучку.

— Почему?

— Ты же сама все прекрасно знаешь, Селена, — вздохнул Гуннар. — Тебе все разъяснила слепая эскимосская прорицательница. Скорее всего, у нашей дочери будут огненно-рыжие волосы, и она станет Избранницей, о которой гласит Пророчество.

— А что сделает с ней твоя мать? — не удержалась я.

— Ничего дурного.

Я была уверена, что это откровенная ложь! Всем известно, что одиоры воруют новорожденных омниор и пьют их кровь. Неужели я могла допустить, чтобы одиора обагрила свои клыки кровью моего ребенка?