Светлана Гамаюнова - СКАЗКИ ПТИЦЫ ГАМАЮН

– Что, и Кощей был в той твоей жизни?

– Да, наша планета тогда была безлюдна, и ему стало скучно. Он пробрался на Землю и стал Императором самой могучей империи того времени – Римской. Те времена отличались жестокостью, да и он был жесток, хотя старался как-то загладить это по возможности: вводил право, какие-то законы. Но всё равно кровь, война, война – и ему это нравилось.Пойми, Кощей не Леля, а родственник Чернобога, жестокость у него в крови. Это сейчас он осознанно стараетсяконтролировать себя, победитьнетерпимость, агрессивность и многое другое. И у него это получается.Так вот, вернёмся к истории с Клеопатрой.Когда его земному телу было пятьдесят три, в его жизни появилась Клеопатра.Надо сказать, сообразительность у неё (или у меня) имелась в избытке. Чтобы попасть к Цезарю, она залезла в корзину для белья и уговорила раба отнести эту ношу в его покои. Эффектное явление в спальне красавицы, заявляющей, что она царица Египетская, удивило и заинтриговало императора. Клео была хороша собой, молода – ей было тогда двадцать два года,иудивительно обаятельна. Как она двигалась, как говорила, как пела! Хитрая, умная, страстная. Великий Цезарь влюбился, и могучий Кощей тоже.

– А Клео тоже его любила? – как зачарованная слушала я рассказ про чужую жизнь.

– Любила, он был очень умным и интересным человеком и великолепным любовником. Клеопатра ценила знания. Она была исключительно образованная для того времени женщина – знала около десяти языков, увлекалась философией, поэзией, магией. Прекрасно знала, как подстегнуть и усилить и свои, и чужие любовные желания – все-таки внучка куртизанки. В ней была гремучая смесь обаяния, беспринципности и желания властвовать.

– Все-таки ты не совсем отождествляешь её с собой, говоришь о ней отстранённо. То есть она – не ты.

– Конечно, я не она.Моё воспитание, мои принципы, мой жизненный опыт – они никуда не делись. Но, к сожалению, и слишком на многое оказывает влияние душа Клеопатры. И есть то, что я не в силах изменить и забыть.

– Что ты имеешь в виду? Что между Вами общего?

– По-моему, это прежде всего воспоминания, но, как говорит Кошей, ещё и обаяние, любознательность, хороший голос, умение общаться с людьми иобобщать информацию, делать выводы. Но я не подлая, не такая жестокая, совершенно не властолюбивая, – как бы оправдываясь, добавила Василиса.

– Но это же хорошо – иметь то, о чём ты сказала. Что тебя так огорчает?

– Очень многое, слишком многое.

– Ну, объясни мне, я же вижу, что ты в отчаянии.

– Во-первых, наверное, память. Я помню весь кошмар её жизни, её поступков, её побед и просчётов, ее ухищрений и мерзостей, от которых меня тошнит. Я помню её отчаяние и страшный конец жизни и еще… – Василиса замолкла.

Я попыталась вернуть её назад к этому тяжелому разговору:

– А нельзя воспринимать это просто как то, что было в другой жизни и не с тобой, как будто ты прочитала это в книжке. Пусть ярко написано, но не про тебя.

– Ты права, Лотта, маленькая, но умненькая девочка. Ты права. Конечно, можно постараться забыть, что отравила брата, что приказала казнить сестру. Не я, и хата не моя. Можно, но очень трудно. Мой ум и опыт постоянно перекрывают воспоминания, но, к сожалению, не эмоции. Вот тут невероятная проблема. Когда Кощей увидел, что я всё вспомнила, он обрадовался. Даже с его умом он сразу не подумал, какой конфликт разбудил во мне. Он думал только о том, что я вспомню, что мы были вместе, и брошусь в его объятья. Так и случилось. Любовь и страсть – всё вспомнилось. Мы поженились. Кстати, и до ритуала воспоминания прошлой жизни мне уже очень нравился Кошей, да что там нравился – я была влюблена в него по уши, только и себе, и тем более ему боялась это показать. Я осознала, как трудно ему было все эти века. Он любит меня, хотя, скорее, Клео.Меня это мучает и сейчас: кто ему нужен – я или Клео? Сколько же силы и обаяния в этой женщине, что даже Кощей больше не мог по-настоящему никого полюбить, она стала его наваждением. Две тысячи лет, ну почти две тысячи без малого, он вспоминал её, придумывал и украшал её облик, сделал из неё нечто удивительное, неповторимое. Его богатая фантазия украсила образ и убрала лишнее, создала эдакое божество из обаяния и страсти, с которым он нянчился эти годы. Ум – он сказочник, он со временем стирает полутона и оставляет от прошлого или белое, или черное. Вот и Кощей оставил себе белую и пушистую Клео. Оставил придуманную Клео и ждет её продолжения во мне. А я не она, совсем. Да, много общего, но повторю – я не она, и ему это трудно осознать. Может, я утрирую, но картина в целом верная. Годы одиночества и замкнутый образ жизни всё равно не помогли ему во всем разобраться. Ты знаешь, у него появлялись женщины, но они были не Клео, он ждал и, наконец, дождался. Иногда мне кажется, что он жалеет, что я не Клео, иногда наоборот. А иногдамне самой невмоготу от мысли, что он ищет во мне черты другой женщины. Всё непросто, Лотта, я и она, мы и Кощей. Но я стараюсь, честное слово. Я разорвала круг его одиночества, помогала залечивать раны прожитых лет и неверие в счастье.Мы подумывали о наследнике, ведь Цезариона, сына от Клео, убили, а Кощей в это время с трудом восстанавливался после своей смерти и ничем не мог помочь. Теперь он спрятал свою смерть в более надёжном месте.Вместе мы начали думать об интересных делах, он постоянно консультирует правителей, пишет книги, он стал общаться с людьми, просто стал жить.

Тут Василиса опять как будто выпала из жизни и с тоской стала смотреть в степь.

– Вась, тебе так плохо из-за Антония?

– Да, из-за него.

Она помолчала и все-таки продолжила:

– Самая сильная эмоция, которая осталась во мне от Клеопатры – это страсть. Она и была самой сильной в Клео. Хотя, если подумать, то жажда власти тоже была очень сильна, но эта эмоция или стремление почему-то меня не волнует, может, ей это стремление к власти вложили с воспитанием, но любовь, способность любить – её не воспитаешь. Вот я её и получила в полной мере. Любовь или страсть к Цезарю и Антонию. Сильную, погашающую мой разум, подчиняющую его, сводящую меня до какой-то портовой девки. Ненавижу это чувство.

– Вась, ты что, разве так можно говорить про любовь?

– Где любовь, а где страсть, Лотта?Как их разграничить, как? Скажу – никак.Теперь вот появился Антоний, и мне конец, я проклинаю всё и вся, но ничего не могу сделать.

– А что у тебя было с Антонием раньше?

– Страсть, любовь, расчёт, животная привязанность – все. Первый раз они увиделись, когда Клео было четырнадцать. Высокий, красивый и могучий, как Геракл, он мелькнул тогда на горизонте Клеопатры и уехал в свой Рим. Он был правой рукой Цезаря, его другом. Я или Клеопатра – извини, тут мы с ней почти одно лицо – конечно, немного влюбилась в красавца, пострадала и продолжала жить дальше. Взрослела, хитрела, хищнела, становилась всё более жестокой, получила власть. Потом была удивительная любовь сЦезарем, было рождение Цезариона, а потом Гая убили, и она (или я) опять осталась одна. В том мире тогда, да и в этом сейчас, женщине одной практически невозможно чего-то добиться. Только с мужчиной или через мужчину. Тут на горизонте опять появляется МаркАнтоний. Ему сорок, а мне уже двадцать восемь, и он при власти, не император, но власти очень много – больше, чем у него, только у Октавиана, которому Цезарь её завещал.Так вот, Клеопатра соблазняет Антония, и тот влюбляется в неё без памяти. Помнишь, он вчера рассказывал про видение, которое помогло ему вспомнить, кто он был. Клеопатра тогда постаралась с этим кораблем, она большая артистка, и я, наверное, поэтому тоже люблю театр, все переплелось. Попытаюсь продолжить. У нас с ним разгорелась невероятная страсть. Мы не выходили из спальни неделями, только мы и больше никого. Восемнадцать месяцев постоянных пиров и гуляний. Мы жили друг другом, страстью. Какой был Антоний? Если Цезарь был образован и умён, то Антоний-немного недалек и простоват. Солдат до мозга костей, с солдатскими сальными шуточками, словами, а мне нравилось, я как будто сама поглупела, но не могла без него. Даже его женитьбу на Октавии простила, хотя было тяжело. У нас ведь тоже были дети – близнецы, мальчик и девочка, потом ещё один сын родился. Клеопатра в своей жизни родила четверых детей, и при этом даже перед смертью, когда ей было тридцать восемь, мужчины не могли отвести от неё взгляд. Как развивались отношения дальше? Десять лет вместе, а страсть не прошла, но вокруг опять война за власть, предательства, смерти, кровь. Риму не очень нравилась связь Антонияс Клеопатрой. Значит, опять война. Везение покинуло нас к этому времени, и стало отчетливо ясно, что это конец. Мы решили покончить жизнь вместе, но я всё надеялась на чудо. В отчаянии, загнанный в угол, Антоний бросился на меч, но не умер сразу, помучался, он умер у меня на руках. Страшно подумать, сколько смертей на одну женщину. И ради чего? Когда Октавиан окончательно победил, он хотел захватить Клеопатру и провести её в цепях по Риму. Она (или я) не могла этого допустить.Она тоже покончила с жизнью, выбрала смерть, но не позор – просто укус змеи. А вместо Клеопатры по Риму провезли её золотую статую. Детям, правда так в цепях и пришлось идти. Вот такая занимательная судьба, правда, Лотта? И всё это не закончилось.