Тесса Греттон - Магия крови

— А что вообще все это значит? — пробормотал я. — Эти маски?

Не двигаясь, она ответила:

— Это театральные и венецианские маски. Почти все они из каталогов и с театральных постановок.

— Они наблюдают за мной.

— Да, — негромко и с грустью подтвердила Силла. Она запустила пальцы мне в волосы, пощекотала ими шею. — Словно стражники.

Поглаживая ее по спине, я заметил:

— Они наводят ужас.

Я почувствовал, как она улыбнулась возле моего уха.

— Да, но мне как раз это и нравится.

Я усмехнулся. Конечно, ей это нравится.

— Ты сегодня ела что-нибудь?

— Нет.

— Надо поесть.

— Не могу заставить себя снова спускаться вниз.

— Ладно, крошка моя, я что-нибудь принесу.

— А ты скажешь Джуди, что я здесь?

— Ну да.

Я начал подниматься с ковра, но она, обхватив меня за плечи, прошептала:

— Прости меня за вчерашнее. За то, что я сказала.

Я не сумел сдержать улыбку:

— Да ну, нашла о чем вспоминать.

— Я рада, что ты здесь.

— Я тоже.

Силла встала на колени, опустив руки вдоль тела и скрыв ноги под сарафаном. Она казалась маленькой и беззащитной на этой огромной кровати.

— Я только гуда и обратно, — пообещал я. Для парня, пришедшего на похороны, я чувствовал себя не так уж плохо.

Глава пятьдесят первая

Многие годы я старался внушить себе, что я никогда не был Филиппом, а всегда был только Робертом Кенникотом. Я поступил в университет, где встретил Эмили, которую полюбил сразу, безо всяких усилий с моей стороны. Ваша мать занималась биологией и всегда шутила по поводу моего увлечения латынью. Она считала этот древний язык скучным.

Сейчас я бы без колебаний отдал жизнь за нее. За всех вас.

Риз, после твоего рождения я, как никогда раньше, был переполнен магией, особенно в те минуты, когда ты лежал между мной и Эмили; когда мы все касались друг друга руками, когда я видел, что мой нос такой же, как твой. Ты пристально смотрел на все, просто смотрел, не тянулся, чтобы потрогать, не тащил ко рту ее пальцы. Меня всегда поражала глубина твоих глаз. Они у тебя были такими с самого рождения. Эмили постоянно говорила, что ты такой же упрямый и задумчивый, как я. Риз, сын мой, прошу тебя, задумывайся над этим. Если тебе, из-за моей смерти, придется читать эту исповедь, просто отложи ее в сторону и следуй выбранному тобой пути. Стань крупным ученым или фермером. Обрабатывай землю, и твои руки привыкнут к труду. Не думай о тех ошибках, которые совершил твой отец.

Глава пятьдесят вторая

СИЛЛА

Когда все разошлись и в доме остались только закадычные подруги Джуди, мы с Ником вышли на улицу. Солнце медленно скрывалось за горизонтом, и мы, сопровождаемые воронами, брели по знакомкой тропинке мимо кустов форзиции. Я показала Нику, как лучше поднырнуть под колючий куст и перебраться на противоположную сторону изгороди, избежав контактов с цепкими колючками, но они все же вцепились мне в волосы. На другой стороне было кладбище, тихое и заросшее, каким мы привыкли его видеть. Правда, сегодня между двумя рядами надгробий стоял экскаватор.

Могила Риза, расположенная рядом с могилами родителей, была прикрыта редкими пластинами дерна. Надгробие еще не было установлено. Это делается спустя некоторое время, да я еще не выбрала эпитафию. Джуди предложила мне несколько, но я была не в состоянии сосредоточиться на словах.

— А почему они бросили его здесь? — спросил Ник, кивнув в сторону экскаватора, на тракторном шасси. — Они еще завтра сюда приедут, что ли?

Я покачала головой:

— Возможно, они одолжили его у мистера Меруна. Держу пари, что приход хоронит своих людей на другом кладбище.

— Гак, значит, Мерун использует эту штуку и для земледелия, и для похоронных работ. Отличное совмещение техники.

Ник достал свою фляжку и поднял ее над свежей могилой:

— Я наполнил свою фляжку пивом. Для Риза… Можно?

— Да.

Он наклонил фляжку, и желто-коричневая жидкость прерывистой струей полилась на траву. Последние лучи закатного солнца придали пивной струе золотой оттенок.

Вороны были на кладбище повсюду. Одни скрывались в затененных местах, другие, нахохлившись, расселись по веткам, как большие меховые шары, некоторые просто стояли, вытянув шеи и хвосты. Мне казалось, что птиц никак не меньше дюжины. Они не суетились, не перекрикивались друг с другом, а просто наблюдали. Вели себя молчаливо и совсем не естественно.

Склонившись над могилой родителей, я рисовала на земле руны, а потом стирала их. Одна из ворон, слетев с ветки, приземлилась примерно в пятнадцати футах от меня. Ник схватил камень и швырнул его в птицу; он ударился о землю возле ее лап. Птица со злобным карканьем снова взлетела на ветку.

— Спасибо, — сказала я и, бросив палочку на землю, обтерла руки о подол. — А ты когда-нибудь задумывался о наших отношениях и о том, что мы постоянно встречаемся на кладбище?

— Там, где царит вечность и умиротворение?

Я улыбнулась:

— Да нет, я имею в виду не это.

— Ты права. С тобой я не чувствую умиротворения.

Пик чуть заметно улыбнулся, но вскоре его лицо вновь стало напряженным. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом я отвела глаза. Я вертела браслет Риза, сжимавший мое запястье. Свои кольца, нанизанные на серебряную цепочку, я спрятала под подушку; кровь Риза запеклась па лапках, которыми крепился изумруд и иолит, поэтому я и не могла заставить себя носить их.

Ник ничего не говорил; он просто смотрел на мое запястье, на то, как тигровый глаз ловит и отражает закатные солнечные лучи. Каркнула ворона, и он, глядя мне в глаза, вновь поднял с земли камень.

Я согласно кивнула, собрала с земли палки и смела мраморные крошки с надгробия себе в подол. Мы были наготове; стояли молча, прижимаясь друг к другу, земля под нашими ногами и сами надгробия были усыпаны мелкими ветками — обломками с деревьев.

Вороний грай в очередной раз оглушил нас, а затем птицы вдруг поднялись и улетели в сторону леса.

Облака с розовато-лиловой окантовкой проплывали в вышине и оставляли позади себя чернеющее небо. Я шагнула к ближайшему надгробию — я не знала, кому оно принадлежит, — и отщипнула кусок зеленого мха, прилепившегося к углу. Вот если бы так же легко можно было удалить из памяти воспоминания о смерти Риза, о крови, пропитавшей его и мою одежду…

Подойдя ко мне, Ник сказал:

— Я думаю, что кладбище это средоточие всего.

— Что?

От этих слов меня буквально бросило в дрожь. В закатные часы шерстяная кофта, надетая поверх летнего сарафана, не сильно согревала.