Надежда Первухина - Признак высшего ведьмовства

— И что?

— И появился он. Маг времени. Хотя мне кажется, что он не просто маг. Он само Время. Он дал мне возможность завершить ритуал и вернуться. Взамен же…

— Что?

— Ты же в курсе, Рэм, что с некоторого момента и Госпожа Ведьм, и весь Дворец Ремесла озабочен матримониальными планами. Близится день, когда я получу титул и родовой герб. И, кроме того, выйду замуж. Соблюдая традицию, согласно которой у титулованной Госпожи Ведьм должен быть Герцог. Меня тут так женихи одолевали…

— Трижды проклятый инкуб! Не хочешь же ты сказать…

— Да. Маг времени тоже предложил мне руку и сердце (или то, что их у него заменяет). Причем дважды. В первый раз — наравне с прочими женихами, и я почти отвергла его. А во второй раз — когда я оказалась в безвыходной ситуации. Я вернулась в нормальное время, дав обещание стать его женой. Мы даже обручились. У меня на пальце его кольцо. Только никто, включая меня, этого кольца не видит. Это какая-то особая, неподвластная мне магия…

— Вот это новость так новость, — медленно сказал Рэм Теден.

— Даш, он хотя бы симпатичный, этот твой жених? — жалобно вопросила Марья.

— Думаешь, я сумела разглядеть? — хмыкнула Дарья.

— Дарья, — неожиданно заговорила фламенга. — Кольцо надето у вас на правый безымянный палец?

— Да…

— Оно угольно-черного цвета, ничем не украшено, а если приглядеться, напоминает собой черную

дыру, — усмехнулась Фрида. — Я вижу это кольцо. Магистр Теден, сможем ли мы по кольцу найти его хозяина?

— Проще простого! — усмехнулся магистр. — Подобные прецеденты довольно часто описывались в мировой литературе…

— В таком случае… — начала фламенга.

Но никто не узнал, что же она хотела доложить всей аудитории. Потому что внезапно обнаружилось, что ряды этой самой «аудитории» поредели.

Из гостиной исчезла Марья Белинская.

Когда она успела это сделать, никто не заметил. Да и внимания не обратили: мало ли куда требуется отойти девушке, к тому же в собственной квартире.

И только когда в соседней комнате грохнул упавший стул, за ним обреченно прозвенела ваза, судя по звуку разлетевшаяся на куски, а потом раздался жутковатый хрип, все словно опомнились и кинулись на звуки.

В соседней комнате, бывшей когда-то детской, в петле висела Марья Белинская. Как и когда она ухитрилась раздобыть этот шнур, снять с потолочного крюка люстру, прицепить к нему шнур, завязать петлю и спрыгнуть со стула — остается загадкой. Если б не чересчур громко разбившаяся ваза, никто бы вообще не заметил Машкиного исчезновения из гостиной. Во всяком случае, долго бы не заметил.

Дарья истошно завизжала и, взмыв в воздух, подхватила на руки жалко обвисшее тело сестры:

— Я не позволю ей умереть!

А фламенга проговорила неслышно:

— Зачем бы ему устранять сестру своей будущей жены? Что-то не сходится. Или не тот убийца. Или не те близнецы.

Глава двенадцатая

CUJUS REGIO, EJUS RELIGIO[13]

«Я погрузилась в бездну, — иногда думала Лариса. — Я не знала, что в материнской любви есть бездна, но именно в нее я и погрузилась. И чудесно. И замечательно. А где у нас свежие подгузники? »

Близнецы Анна и Елена по-прежнему вели себя образцово, словно купидоны на показательном смотре всех жителей божественного Олимпа. Ларисе было легко с детьми; она не уставала целыми днями возиться с малышками, петь им песни, гулять, следить за тем, как они едят и как капризничают… Ларисе казалось, что жизнь, совершив полный оборот, вернулась к главной изначальной точке и дала бывшей отравительнице дар — быть матерью.

Иногда Лариса вспоминала о Фриде. Иногда — потому что не позволяла себе волноваться и чересчур увлекаться мыслями о том, где сейчас находится и чем занимается ее неугомонная серебряная возлюбленная. Такие мысли портили настроение, доставляли массу ненужного беспокойства, а Лариса уже заметила, что между нею и младенцами образовалась некая эмоциональная связь: если Лариса тревожилась и нервничала, начинали кукситься и царственные Анна с Еленой. И тогда Лариса приказывала себе быть безмятежной, улыбаться миру и верить, что Фрида вернется в один прекрасный день, как всегда, станет на пороге комнаты и спросит своим неповторимым голосом: «Ты скучала без меня, милая Лара? »

— И тогда я ей скажу, — напевно рассказывала Лариса близнецам, катая их в коляске по тропинкам бесконечного цветущего сада. — И тогда я обязательно скажу ей: «Дорогая Фрида! Пораскинь сама своими гениальными нечеловеческими мозгами — могли бы мы без тебя не скучать? Мы все — я, Аня и Леночка — ждавши тебя, изучили все закоулки твоего поместья. Хотя это я, конечно, вру, их изучить до конца все равно невозможно… Так вот. Фрида, где твоя ответственность? Где любовь и чувство долга? Ты отправилась расследовать какие-то непонятные убийства, искать не менее непонятного убийцу, а у нас здесь без тебя нет ни праздников, ни фейерверков, ни даже смены времен года. Между прочим, постоянно цветущие яблони и одуванчики кому хочешь глаза намозолят за энное количество времени! Словом, дорогая Фрида, мы очень надеемся, что ты вернулась окончательно и больше никуда от нас не уйдешь! » Ну что, девчонки, хорошую я придумала речь?

Девчонки в ответ на несерьезный Ларисин вопрос издавали оптимистическое, жизнеутверждающее агукание и приветственно махали ручками. Лариса при этом всегда удивлялась, какие точные у этих девочек движения: они ни разу друг друга не задели, не поцарапали, не уДарьли. Словно чувствовали, что это их сиамское единство на самом деле не основная форма существования…

Так текло время, не обремененное никакими заботами. В распоряжении Ларисы был целый штат невидимой и неслышной прислуги, являющейся по первому зову, да и без зова работавшей преотлично. Одна из невидимых служанок (попросившая звать ее Нонна) помогала Ларисе ухаживать за детьми и с удовольствием оставалась за няню, если Ларисе вдруг хотелось развеяться — совершить конную прогулку, поупражняться в стрельбе из лука или фехтовании. Партнером по фехтованию был другой невидимка, назвавший себя Кенотом. Кенот, кстати, отменно фехтовал что на мечах, что на рапирах, что на палках и помогал Ларисе выбросить лишний адреналин.

А потом спокойствие кончилось. Лопнула, будто радужный мыльный пузырь, безопасность, незыблемость и неприкосновенность жилища великой фла-менги. И Ларисе осталось только одно: любыми способами и силами защищать вверенные ее попечению жизни Анны и Елены.

Тот день, который позднее Лариса назвала днем Вторжения, начинался обыденно и безмятежно. Все поместье было залито ровным и мягким солнечным светом, цвели яблони, благоухали ландыши и черемуха, не соблюдая никаких сроков и порядков своего цветения…