Вероника Иванова - Право быть

— А захочешь женщину...

Взгляд возницы, направленный на Меллу, странно блеснул. Впрочем, жена хозяина гостевого дома мгновенно поняла, что таится в глазах сидящего рядом мужчины. Поняла и усмехнулась, как бы невзначай проводя пальцами по плавной округлости груди под тонким полотном рубашки.

— Ты захочешь, а она? Она ведь тоже свободна будет выбирать. Или её желание ничего не значит? — Тон женского голоса понизился до мурчания — того опасного предела, когда малейшая неосторожность может обойтись собеседнику неимоверно дорого.

Возница растерянно нахмурился, пойманный в собственноручно выстроенную ловушку, но Мелла не стала захлопывать капкан, а подалась вперёд, заглядывая мужчине едва ли не в самые зрачки:

— Вот тогда тебе и понадобится та, что желает лишь одного: подчиняться... Но хорошим ли хозяином ты окажешься?

Чем можно было ответить на атаку противника? Только попробовать перейти в наступление:

— А ты-то сама служить умеешь?

Вместо ответа женщина склонилась над бёдрами возницы. Раздался стон ремешка, лопнувшего от слишком сильного рывка, и я, равнодушно пожав плечами, отвернулся.

Ну их, к Пресветлой Владычице. Нашли друг в друге радость, и то дело. Мужчина женатый, женщина замужняя, и какая разница, что жена хозяина гостевого дома побрезговала бы близостью с пропахшим лошадиным потом возницей, а сам возница вряд ли осмелился бы лапать зажиточную горожанку? Почему-то сегодняшней ночью всё, в обычное время вроде бы неправильное, даже ложное, кажется единственно возможным. Мир сошёл с ума? Должно быть, ведь в себе я не чувствую никаких изменений. Полная пустота.

Губы Борга шевельнулись, но расслышать, что он произнёс, помешали звериные стоны парочки, клубком катающейся по мокрой и вязкой траве. Что-то хочешь сказать, приятель? Не одобряешь происходящего? Очень похоже. А куда ты смотришь всё это время? Только на меня.

Отправиться спать, что ли? Нет, повременю, может быть, удастся согреться. Правда, поленья дымят всё больше и больше, и тепла от них почти не чувствуется. Ни эля, ни вина, совсем ничего горячительного, так и простудиться недолго. А если вспомнить, как меня любит заполучать в свои объятия простуда, стоит побеспокоиться о здоровье. Например, рубашку сменить.

Я встал, и моим зеркальным отражением на ноги тут же поднялся Борг, но это не показалось мне странным. Мало ли что могло понадобиться великану? В дорожной сумке нашлась чистая рубаха, правда, и она на ощупь казалась слегка влажной, словно нас застал в пути дождь, проникающий в любую щёлочку и складочку. Впрочем, такая всё равно лучше, чем та, что на мне. Стоило стянуть с себя насквозь мокрое полотно, как ночной воздух обжёг спину холодом, но, вместо того чтобы мигом одеваться, я остановился, рассеянно теребя в руках ткань.

Что я вообще здесь делаю? Зачем? Мне же нужно было поговорить с Боргом, рассказать ему... Да, что-то рассказать. Что-то очень важное. А может быть, ненужное. Не помню. Но попрощаться уж точно надо, ведь мы расстаёмся. И может быть, навсегда.

Я повернулся, оказываясь... нет, не лицом к лицу, но почти рядом со своим давним знакомцем. А карий взгляд по-прежнему неподвижен... У меня так не получается, вечно начинаю моргать в самый неподходящий момент, портя всё впечатление. Научиться бы! Может, великан меня научит?

— Эй, Борги...

— Это ведь всё из-за тебя.

Вот теперь, находясь в шаге от рыжего, я расслышал каждое слово.

Всё? Совсем всё? Или он говорит о своей отставке от службы престолу? А может быть, о герцоге? О Роллене, оставшейся в столице и то ли знающей о бедах, постигших её возлюбленного, то ли пребывающей в счастливом неведении?

— Это всё из-за тебя.

Правая ладонь великана накрыла рукоять ножа, свисающего с пояса.

— Всё из-за тебя.

Короткое движение, высвобождающее клинок из ножен.

— Из-за тебя.

Ты задумал что-то недоброе, Борги. Очень недоброе. Кажется, я знаю что. Хочешь меня убить? Браво! Исключительно верное решение. Если ниточки ото всех случившихся вокруг да около несчастий тянутся к одному и тому же человеку, то, согласен, нет способа действеннее, чем уничтожение. Стереть с лица земли раз и навсегда, заодно обезопасив всех остальных от возможных будущих горестей.

Я уже не успею уйти от удара. Некуда: в спину вжался борт телеги, а любое движение направо или налево только чуть задержит подведение печального итога. Рассчитывать на серебряного зверька нельзя, потому что однажды предавшему веры быть не может. Что остаётся? Сражаться давно проверенным оружием.

Язычки Пустоты медленно поползли по моим ладоням. Она рассеет сталь ножа пылью, сомнений нет, но остановит ли это рыжего великана? Вряд ли. В его взгляде отражается моё и только моё лицо, чуть растерянное, чуть... Озлобленное?

Неужели я злюсь? На Борга? Нет, причин вроде не находится. Или всё же на него? Я совсем запутался. Заблудился в мыслях и капельках воды, висящих в воздухе. Они не похожи на туман, они прозрачны, как стекло, но искажают всё, на что я смотрю и что вижу. Они превращают лица любовников в звериные маски, студят огонь костра, глушат слова, идущие от самого сердца, вместо них вытаскивая наружу то, что в другое время должно оставаться глубоко-глубоко, в потайных кладовых, неназванное, а потому никогда не приходящее на зов.

Зов?

...Отпусти... отпусти себя на волю... не загоняй в клетку то, что составляет твою суть... избавься от цепей, в которые тебя заковали правила и законы... тот, кто чертит границы для других, сам никогда не знает границ, так не позволяй кому-то красть принадлежащую тебе свободу... ты волен поступать, как подсказывает тебе твоё сердце... сердце... сердце... послушай, что оно говорит... послушай... тук-тук... тук-тук... тук-тук...

Где-то мне уже напевали похожую песню. Не помню где, но помню, что она набивала оскомину. Свобода, говорите? Она у меня уже есть. И что с ней делать? Наслаждаться в одиночестве? Но как можно получать удовольствие от того, что и так безраздельно принадлежит тебе? Какую цену можно назначить тому, на что никто не собирается покушаться?

Я свободен, но какой в этом прок? Передо мной расстилается безжизненная пустыня. Я могу проложить по ней цепочку следов, хотя зачем куда-то идти, если не видно ни цели, ни смысла? Мой свободный мирок бесконечен и безграничен, потому что в нём нет никого, кроме меня самого. Я всех выгнал. Всех, слышите?! Убирайтесь прочь и не подходите близко, иначе...

— Всё из-за тебя.

Он определённо метит мне в бок. Хочет сразу добраться до печени? Наверняка. Но у тебя ничего не выйдет, Борги. Ничегошеньки. Ты не замечаешь, как Пустота лижет кромку твоего ножа, оставляя после себя проплешины в ткани Реальности. Ещё мгновение, и вечно голодные пасти доберутся до твоих пальцев. Будет больно, Борги, но ты сам этого захотел. Залечить раны, оставленные моей верной спутницей, не удастся ни одному магу подлунного мира. Ты не знаешь этого, Борги, а я не успел рассказать. Не смог. Не захотел. Потому что Пустота — это мой мир. Мой свободный и мёртвый мир.