Эльхан Аскеров - Месть амазонки

– В этом нет необходимости. Пойдём. Моего слова будет достаточно, – уверенно ответил, поднимаясь на ноги, кузнец.

Дружно собравшись, троица направилась к площади. Под навесом, скрывавшим их от палящего солнца, сидели трое молодых людей, в красно-синих ливреях короля. Увидев двух гигантов и крохотную женщину, они недоумённо переглянулись. Паланг шагнул под навес и коротко произнёс:

– Запиши. Паланг, знак тигра. Свободный воин.

– А твой доспех? – спросил один из герольдов.

– Он есть. Я – мастер оружейник, Орматус, подтверждаю это.

Кивнув, герольд записал имя и звание и протянул Тигру серебряную пластинку.

– С этим явишься на турнир. Тебя будут ждать.

Молча взяв пластинку, Паланг кивнул, и все трое молча отправились обратно. Забрав коня, Паланг повернулся к кузнецу, но ничего не успел сказать.

– Твои доспехи будут на месте. Через три дня утром я буду ждать, – быстро сказал кузнец.

Паланг кивнул головой и крепко пожал руку мастеру. Одним движением вскочив на коня, он усадил перед собой свою подругу и не спеша поехал обратно. Они молча добрались до харчевни. Расседлав коня, Паланг протянул руку Лин и направился в комнату. Едва за ними закрылась дверь, как девушка, ловко подпрыгнув, оказалась на груди у гиганта, обвив ногами его поясницу.

– Дело идёт к развязке. Я боюсь, – прошептала она, целуя друга.

– Чего? – искренне удивился Паланг.

– Боюсь потерять тебя.

– Не хорони меня раньше времени. Что с тобой?

– Не знаю. Но я боюсь беды.

Нежно прижав к себе гибкое стройное тело, воин опустился на матрас, и они в очередной раз утонули в сладком тумане. В Лин словно вселился демон. Раз за разом она заставляла его пробуждаться, как будто не могла насытиться его телом. Вконец измотав и себя и его, она тихо уснула, прижавшись к могучему плечу.

В таком ритме они прожили два дня. Лин, словно с цепи сорвавшись, не отпускала его от себя ни на шаг. Утром третьего дня Паланг проснулся с самым рассветом. Бесшумно поднявшись, он умылся и выскользнул из комнаты. Собрав на кухне плотный завтрак, он вернулся обратно.

Накрыв на стол, он повернулся к подруге, и в сердце его шевельнулась нежность. Крохотная девушка спала, перебравшись на его подушку. Зарывшись носом в наволочку, она беспокойно шарила рукой вокруг себя, словно ища что-то. Не найдя знакомого тела, она подняла голову и, сонно моргая, осмотрелась. Увидев друга, она нежно улыбнулась и, зевая, спросила:

– Ты давно вскочил? Я не слышала, как ты ушёл.

– Вставай, соня. Завтрак стынет, – ласково пророкотал он, с лёгкой улыбкой глядя, как она гибко потягивается.

Одним движением вскочив на ноги, она чмокнула его в нос и прошлёпала к умывальнику. Всё так же, не одеваясь, она уселась на табурет и глотнула вина.

– Похоже, тебе не терпится свернуть шею этому подонку? – усмехнулась она, прожевав мясо.

– Верно. Я долго ждал этого, но теперь он мой, – сверкнул глазами Паланг.

Притихнув, Лин посмотрела на суровое лицо друга, на сдвинутые брови, на тяжёлые желваки под скулами и еле слышно спросила:

– А я?

– Что ты? – не понял воин, вырванный её вопросом из своих размышлений.

– Что будет со мной?

– Я не оракул. Кроме того, ты свободный человек и можешь жить, как сама решишь.

Слёзы сверкнули на глазах девушки, и, не выдержав, она неожиданно закричала:

– Идиот меднолобый! Я же люблю тебя! Ну почему все мужики такие тупые?!

Поморщившись от крика и дождавшись, когда в ушах перестанет звенеть, Паланг молча взял её на руки и пересадил к себе на колени.

– Как это ни смешно, но я тоже тебя люблю. – Затем, поковыряв в ухе, усмехнулся. – Такая маленькая – и такая горластая.

Грустно усмехнувшись, Лин прижалась к нему и, не удержавшись от колкости, язвительно ответила:

– Я не только горластая, но и… – Тут она произнесла словечко, которое приличной девушке не только знать, но и слышать не нужно.

Расхохотавшись, Паланг прижал её к себе.

– Что бы ни случилось, ты должна жить. Придёт время, и ты родишь сына. Сильного, как я, и гибкого, как ты. И такого же разноглазого.

Лин упрямо покачала головой.

– Дочку.

– Тогда двойню, – не растерялся воин. Взглянув в окно, он неожиданно посерьёзнел и тихо сказал:

– Пора.

Через несколько минут парочка была на конюшне. Спустя ещё некоторое время они скакали по безлюдным улочкам к лавке оружейника. Несмотря на ранний час, мастер уже ждал их.

Проводив гостей во внутренний двор, он приказал слугам вычистить коня и принести доспехи. Чистить зверя пришлось самому хозяину. Кроме Паланга никто не рискнул к нему приблизиться. Злой жеребец кусался и бил копытами, заставляя слуг отбегать подальше.

Покончив с делами, Паланг оделся и, ещё раз осмотрев оружие, сел в седло. Лин хотела по привычке устроиться на холке Сапсана, но кузнец удержал её.

– Не надо, чтобы вас видели вместе. Поедешь со мной, в коляске. Так мы лучше всё увидим. Звание лучшего оружейника даёт свои привилегии. Теперь, – повернулся он к воину, – послушай меня. Я искал воина не из-за марки. Мне нужен мститель. Моя единственная дочь попала в лапы этого ублюдка. Скоро год как она ушла из дома. Я искал человека, способного прекратить это. Вот какой платы я хотел от тебя. Но, видно, боги решили по-своему. Теперь это не важно. Главное, что с колдуном будет покончено.

– Это я тебе обещаю, мастер, – мрачно усмехнулся Паланг и, подмигнув подружке, тронул коня.

В этот день найти ристалище не составляло труда. Достаточно было просто ехать следом за толпой. С самого утра все горожане от мала до велика шли за город, где были сооружены помосты для знати и ограждения для черни. Огромная площадка хорошо утрамбованной земли была разбита на ровные квадраты. В итоге должен был остаться только один победитель.

Постепенно все желающие собрались, и на середину поля выехала повозка, запряжённая четвёркой белоснежных коней. На раззолоченной, покрытой бархатом и парчой повозке был установлен алтарь. Верховный жрец, подняв руки, принялся читать молебен.

Его зычный, сильный голос слышали в самых отдалённых уголках ристалища. Королевская чета, в окружении своих прихвостней, со скучающим видом лениво обмахивалась веерами. Наконец молебен окончился, и началась жеребьёвка. Участники турнира поочерёдно подъезжали к огромной серебряной чаше и опускали в неё свои пластины. На пластинах были искусно выгравированы различные знаки, изображавшие животных и предметы.

На пластине Паланга был Тигр. Чуть тронув поводья, он подъехал к колеснице, на которой стояла чаша и, подняв забрало шлема, чуть склонил голову.