Галина Гончарова - Средневековая история. Изнанка королевского дворца

Зато (Альдонай может все в милости своей) несколько подметных писем материализовалось во всех учреждениях. В кабинете короля, первого министра, начальника стражи и проч. Кто-то же должен был отреагировать?

Лидером гонки за заговорщиком оказался канцлер Гай, который временно приболел и не поехал на богомолье. Да, ревматизм штука тяжкая, как прихватит – тут никакие кареты видеть не захочешь. Именно он организовал и направил стражу, именно он нашел яд, он же подготовил доклад для Его величества – и направил письма. И королю – и его охране с приказом арестовать мерзавца (патера) и допросить.

Впрочем, прочитав письмо, Его величество и слова против не сказал. Наоборот. За – и нецензурно. Лидия упала в обморок и не выходила из него несколько часов. Альдон схватился за голову – мол, пригрел гадюку на груди…

Рик и Джес особо не отреагировали – патером больше, патером меньше… нет, неприятно, но им-то ничего не угрожало, их бы просто спровадили из Ивернеи. На Лидии Рик жениться так и так не собирался, общие границы у них не настолько большие…

Одним словом – ативернцы сильно не обеспокоились.

А вот ивернейцы…

Бернард, не будь дурак, использовал это покушение, пусть и несостоявшееся, чтобы слегка привинтить гайки церкви. Лидия, может быть, и попротестовала бы. А может, и помогла. Любовь ее распространялась все-таки на одного конкретного патера, а не на всю церковь сразу. Но… крушение любви просто придавило девушку к земле.

Лидия ходила сумрачная, не желала ни с кем разговаривать, постоянно срывалась в слезы… даже Бернард обеспокоился. Но принцесса умудрилась объяснить свое поведение тонкой душевной организацией. Она верила, а ее вера (в Альдоная, разумеется) была так жестоко обманута…

А может быть, виной всему был один разговор…

– Ваше высочество…

Лидия устало подняла заплаканные глаза на придворного. Этого она не знала. А впрочем, сколько их при дворе? Младших сыновей, шевалье и прочих…

– Что вам угодно, любезнейший…

– Полагаю, мое имя вам ни о чем не скажет.

Лидия вскинула брови.

– А вот это письмо…

Лидия протянула руку – и в следующий миг ее передернуло.

Это было одно из писем, которые она писала патеру Реймеру.

Давно, еще в самом начале их отношений…

«Надеюсь на ваше понимание и благоразумие…»

«Не сомневаюсь, что у нас общие интересы…»

Сейчас закричать бы, позвать стражу, кликнуть на помощь…

Но Лидия была абсолютно беспомощна. Связана по рукам и ногам этим пергаментом.

Письмо было составлено так, что было совершенно непонятно о чем речь. То есть Лидия-то знала. Она писала о дружбе между ними. Между ней и патером Реймером. И все получилось. Хотя их симпатия была абсолютно невинна, максимум, что себе позволял Эвери – это взять ее за руку или поцеловать в щечку. Но…

Если неясно о чем речь – она могла идти и о заговоре.

Не она первая принцесса, рвущаяся к власти, не она последняя…

А вот что с ней сделает отец, если ему «правильно» это подать?

Казнит. В лучшем случае – быстро.

Лидия подняла на незнакомца глаза.

– Что вам от меня нужно? Чего вы хотите?

– Пока – ничего. Только того, что вы и сами желаете, – мужчина был спокоен. – Вы ведь тоже не хотите замуж за Ричарда Ативернского?

Лидия вскинула брови.

– Нет, не хочу. Но…

– Вот и ладненько. Не хотите дальше. Я вам обещаю – пока между вами и Ричардом ничего нет – ваших писем также не будет.

– Шантажист, – прошипела Лидия. – Подонок!

– Называйте, как хотите. Но условие вы поняли?

Куда только исчезла внешняя мягкость. Теперь перед Лидией стоял настоящий волчара. Только что слюна с клыков не капала.

Лидия сверкнула глазами, но выбора ей не оставили.

– Поняла. Письмо?

Мужчина с усмешкой вложил в протянутую руку пергамент.

– Наслаждайтесь, Ваше высочество. У меня таких еще десяток.

И растворился в толпе.

А Лидия едва не застонала.

Так и попадают на крючок к шантажисту…

Письмо от Лилиан Джеса удивило. И очень сильно.

Можно было ждать чего угодно, но – такого?

Джес и не ждал. Собственно, он ничего не ждал из того, что на него свалилось. Ни ворья-управляющего, ни убийц… а уж таких заявок от жены – тем более.

Первым порывом действительно было порвать письмо и сжечь. Тоже мне – героиня. Сначала его позорят на все королевство, а теперь – он же еще и виноват?

Вторым – перечитать.

Третьим – посоветоваться с Риком.

Джес был неглуп. Но… в стандартной ситуации. А тут все было из ряда вон выходящим.

И что самое печальное – не поспоришь.

Виноват?

В каком-то смысле – да. Действительно сплавил с глаз долой, действительно не проверял, да и о смерти мечтал. Если по справедливости – Лилиан имеет право возмущаться. И почему она раньше этого не делала – тоже понятно. Дурман – штука такая. Сам Джерисон не употреблял, но знал людей, которые под его воздействием с ума сходили…

Чудо, что Лилиан выжила и находится в здравом уме… хотя в здравом ли?!

Это ведь так просто. Некрасивая и нелюбимая жена идет приложением к верфям и ее отцу. Сплавить ее с глаз долой – и выкинуть из мыслей. Выживет – спасибо, помрет – большое спасибо. Лишь бы ребенка родила и лучше мальчика. Так ведь?

Мне было очень больно, когда я это поняла.

Да что ты можешь понять, корова розовая?!

Сидела, сладости жрала… К тебе в комнату войти было противно, не то, что пальцем притронуться! Свое дело я сделал.

Я взял тебя – купчиху! – в жены.

Дал свое имя.

Ты жила в моем доме.

И я действительно пытался дать тебе ребенка.

Что еще нужно?!

Джес посмотрел на свиток – и со злостью запустил им в стену.

Потом подумал, поднял его с пола – и отправился к Рику. Надо же писать что-то в ответ. А в голову пока кроме сакраментального: «Пошла ты…» ничего не лезло. Может, кузен что подскажет? Или хотя бы поможет успокоиться?

Рик действительно помог.

Посмотрел на друга, оценил уровень встрепанности и коротко спросил:

– Налить?

В итоге – до письма дошла очередь только с утра, после «лекарства» от головной боли. У обоих.

Ричард читал внимательно. А потом посмотрел на друга.

– И сколько в этом правды?

– Да нет там ее! – возмутился Джес. – Я ей дал все! Титул! Положение в обществе! А она даже ребенка до конца не доносила!

Рик покачал головой.

– Прав ли? Не потому ли ты сейчас зол, как шершень?

– В смысле?

– Титул? Она не крестьянка.

– Ее титул ненаследный.