Валентин Юрьев - Служба королю

— О какой ты девушке мечтаешь, дорогой?

— Фу, напугала! Хоть бы покашляла, а то сердце не выдержит…

— Скорее желудок не выдержит. Без еды. Вы собираетесь идти домой, кларон? А что тут мужики таскают?

— Тебе разве не сказали?

— Не-а. Мы только пришли, потом мылись. Ты что, забыл, я же в рейде сегодня? Ну, точно забыл! Тоже мне, муж любящий! Так чего они таскают? И почему в темноте?

— В темноте, потому что я задумался… Вот так лучше? Два светильника хватит? Теперь видно?

— Всё равно таскают. Ой, нет, это их таскают!.. У тебя получилось?! Ну говори, получилось, да?

— Подожди, не знаю пока. Если до утра не сломают, значит да. А если сломают, придётся ещё усилить ступицу, но всё равно я добью это дело, должно получиться.

— А крылья?

— Ты так спешишь от меня избавиться?

— Вот глупый! Интересно же!

— Крылья Ворчун починил. Пожелал мне скорее вмазаться в твёрдое, тут меня вообще все очень любят!

— Ну!

— Что "ну"? Завтра с утра пойду.

— Не "пойду", а пойдём! А когда ты меня научишь?

— Да, да. Я тебя тоже очень люблю!

— Не уворачивайся! Кларонесса я или нет?

— Иди, иди, тоже мне! Вот слугам и скажи, пусть тебя на руках "полетают". Кларонесса!

— Ну, Мроган, ну, миленький, ну ведь надо кому-то завязывать твои раны на голове…

— Кайтар перевяжет, он тоже будет пробовать…

— Тогда и живи со своим Кайтаром! Пусть он тебе и куртку кровавую постирает! Заодно.

— Глупенькая! Уж кто-кто, а Кайтар постирает молча и с радостью.

— Ну возьми меня посмотреть…

— Ты не понимаешь. Я рискую и должен думать только о крыльях. А если падаю, только о падении. А если ты будешь смотреть…

— Но в Пещере ты не боялся этого?

— Там я не летал…

— Нет, летал, забыл, что ли? И я дрожала за тебя! А потом мы вместе радовались. С каких это пор ты начал бояться меня, Мроган?

— Не знаю. Наверно, когда почувствовал тебя женщиной. Тёплой, мягкой и беззащитной…

— Ах, вот как! Ну, тогда ты сейчас узнаешь, какая я мягкая!

Последний довод действует сильнее слов. Когда Канчен_Ка начинает щипаться и протыкать его своим колючим кулачком, Мишка становится беспомощным и быстро соглашается на всё

Они идут ужинать, наслаждаясь миром и любовью и впитывая в себя все запахи весны, которая ещё не до конца пришла в эти южные земли. Но скоро придёт и тогда селяне уйдут, акукуратно пересчитав заработанные медяки, и суета пропадёт, народа станет меньше.

Значит, часть работ остановится. Вкалывать будут городские артели, их всего две, одна строит кларон-Дер-Саку загородное имение, вторая — дорогу. "Вот бы, куда слетать"- думает Мишка — "посмотреть, подхлестнуть, а то без присмотра эти черти пожалуй, наработают!"

На черных работах кое-как ковыряются и пленные. Хассанские воины, которых никак не выкупят родственники, потихоньку привыкают к своей новой судьбе, перестали шипеть и огрызаться на каждом шагу, начали поглядывать на девушек и если так пойдёт, то возможно, что в будущем часть иритов будет иметь южные черты внешности. Но пока что они под стражей, и, как ни странно, не бегут! Но и работают плохо. Просто не умеют.

Любой воин на их месте давно бы проковырял дыру в земле, в ограде, прогрыз бы камень, задушил бы часовых, ну, хотя бы для попытки, от отчаяния. Эти — нет, живут смирно. Правда, им обещана оплата работы в полцены и свобода за честный труд через год, если не будет нарушений, может быть, дома не так уж сладко и у хассанов есть свои сложности?

Мишка оттачивая свой жуткий южный диалект частенько разговаривает с пленными, усмехаясь тому, каким смешным для них кажется его невероятное произношение. С ним рядом частенько ходит и девушка Ланат-Та, без неё он бы иногда и не понял, о чём идёт речь в разговоре.

В их компанию постоянно вклинивается Пашка, которого просто так нигде не найти, а "порченая" манит его и притягивает, хотя язык учить ему совершенно не хочется. В это нежелание близкий друг вложил всю перенесённую с Земли ненависть к образованию во всех его формах, хоть и научился кое-как вычерчивать своё имя, приходится иногда вспоминать, что он тоже кларон!

А вот Канчен-Ку никакими уговорами нельзя заставить подойти к пленным. Память о собственном унижении ещё так свежа, что всё её тело дрожит как в лихорадке и зубы обнажаются вместе с недобрым взглядом. Бесполезно что-нибудь говорить. Сколько раз уже Мишка пытался объяснить, что все народы в лучах Сияющего равны как дети, все имеют право на любовь Судьбы и надо жить в мире. Тщетно! Порою ему кажется, что она и его самого может резануть ненароком своими страшными кинжалами.

Их простые рукояти из рога аралтака не обработаны и не прошлифованы, но по лезвиям струятся холодные голубоватые волны, которые переливаются разными цветами. На Земле такая сталь называется "булат", хотя Мишка и предполагает, что здесь способ изготовления свой, неземной.

Эти кинжалы легко перерубают пополам обычные боевые, которых сейчас накопилось так много после всех прошлогодних стычек, что ими торгуют связками по десять штук на рынке в столице, обменивая на простое железо и всякие нужные для строительства вещи. Такие же есть и у Пашки и у всех ребят, из его маленького летучего отряда, заслуживших право выбора своими подвигами и ранами.

Мишке булат не нужен, хотя и у него есть небольшой кинжал на поясе, так, ножичек, "колбаску порезать", на рукоятке которого красуется золотая ящерица, но это не трофей, это подарок принца, и сталь в нём не хуже. Какой же мальчик без ножа?! Какая песня без баяна?

Под широким навесом с плетёными столами и лавками, всё здесь плетёное, молодых супругов шустро кормят свои же дежурные девчонки. Мишка пока что не распускает клан, возникший в тайне, хотя теперь у него нет ни такой нужды, ни такого права, держать свою спрятанную организацию. Но хитрости словообразований ведут лишь в тупик понимания, какая разница, клан это, или группа, или отряд? Как ни называй, суть не меняется.

Молодёжь всё также рьяно летит сюда на службу, хотя уже и знает, что стычки закончились, осталась работа и учеба, причём и то и другое гораздо более сложные, чем в родных местах. Ни дисциплина, ни сухой закон не перебивают повышенного любопытства и веры в то, что свои жизни они доверяют в честные и добрые руки, а такое доверие дорого стоит!

Но к их сожалению, большинство уходит назад, отбор установлен очень жесткий, причём, как и раньше учитывается не только умение бегать и драться, но и желание творить добро и справедливость, а в последнее время учитывается способность к учебе. Восьмушка (месяц) карантина и печальные лица тянутся в свои земли рассказывать небылицы об увиденном. А что? Здесь полно чудес. Одни только фонари чего стоят, светят и днём и ночью, не гасить же их с утра.