Тим Пауэрс - Врата Анубиса

Эдак мы далеко зайдем, подумал Дойль.

– Возможно, – осторожно кивнул он. – Но если Романелли лечил вас там, то он… он наверняка остался там. Ибо этот доктор Ромени – очевидно, это его близнец – был здесь и раньше.

– Близнец, говорите? Ну, этот лондонский близнец очень скоро выложит мне все как на духу, если потребуется – под дулом пистолета! – Он решительно встал, потом брезгливо осмотрел свой наряд и ноги в чулках. – Проклятие! Я не могу себе позволить вызов на дуэль, когда на мне эта гадость! Надо сначала зайти к галантерейщику.

– Вы намерены пугать чародея пистолетом? – саркастически поинтересовался Дойль. – Да его… э-э… воздушные стихии уронят вам на голову ведро, чтобы вы не смогли прицелиться. Полагаю, сначала нам стоит нанести визит этому Братству Антея: если когда-то они представляли реальную угрозу для Ромени и его людей, они, может быть, помнят, как противостоять их чарам. Байрон нетерпеливо щелкнул пальцами.

– Полагаю, вы правы. Вы сказали «мы»? У вас что, тоже с ним счеты?

– Мне необходимо узнать от него кое-что, – ответил Дойль вставая. – Кое-что, что он… вряд ли расскажет мне… добровольно.

– Отлично. Так пошли же к этим… как их? Братству Антея? Тем более у нас есть время, пока не будет готова моя новая одежда и обувь. Антея, говорите? Это не те ли, что имеют обыкновение расхаживать босиком по грязному полу?

Это напомнило Дойлю о чем-то, но он не успел понять, о чем именно, так как Байрон поспешно влез в свои ненавистные башмаки и устремился к двери.

– Вы идете?

– Да, конечно, – откликнулся Дойль, надевая плащ Беннера. «Запомни это – насчет босых ног и грязи, – сказал он себе. – Это связано с чем-то очень важным».

Капельки пота сползали по лбу доктора Ромени, как крошечные хрустальные улитки. Усталость мешала ему сосредоточиться, но он упорно пытался связаться с Мастером в Каире. Вот в чем дело, догадался доктор Ромени, эфир слишком восприимчив, потому что, не пройдя и десяти миль, его послание начинает рассеиваться конусом, теряя энергию, вместо того, чтобы узким лучом устремляться к свече, постоянно горящей в чертоге Мастера, оно останавливается и возвращается к его собственной свече, отзываясь громким, искаженным эхом, которое так бесит его самого и до смерти пугает цыган.

Он еще раз поднес горящую лампу к почерневшему фитилю магической свечи. Это была уже двенадцатая попытка, и как только появился маленький шар пламени, он физически ощутил, как силы покидают его.

– Мастер! – хрипло произнес он. – Вы меня слышите? Это я, ка Романелли, из Англии. Мне необходимо поговорить с вами! У меня такие новости, может быть, придется остановить всю операцию. Я…

– Фименна злижедди? – Его собственный голос, искаженный и замедленный, вернулся к нему так громко, что он отшатнулся от свечи. – Эддьяка, Раббибелли задингли. Бнене оббготимма… – Идиотское эхо резко оборвалось, оставив только слабый шум – словно далекий ветер хлопает занавеской. Это не назовешь успешным контактом, и все же это хоть чем-то отличается от предыдущих попыток.

– Мастер? – с надеждой в голосе спросил он. Так и не превратившись в человеческий голос, далекий шелест начал складываться в слова.

– Кес ку сехер сер сат… – шептала пустота, – тук кемху а пет…

Огненный шарик погас, когда свеча, сбитая кулаком Ромени, ударилась о полог. Он поднялся в холодном поту, дрожа и пошатываясь, выбрался из шатра.

– Ричард! – рявкнул он злобно. – Куда ты провалился, окаянный? А ну…

– Акай, руа! – откликнулся старый цыган, спеша на его голос.

Доктор Ромени оглянулся. Солнце уже клонилось к закату, прочерчивая на вересковой пустоши длинные тени; оно явно было слишком занято неизбежным погружением в Дуат и последующим плаванием на ладье сквозь двенадцать ночных часов, чтобы оглядываться на то, что происходит на этом лугу. На траве возвышалась высокая поленница, похожая на двадцатифутовый пролет моста, и резкий запах бренди в вечернем воздухе не оставлял сомнений в том, что его угрозы подействовали и цыгане все-таки вылили на дрова весь бочонок, не оставив себе ни капли.

– Когда вы вылили бренди? – спросил он.

– Минута назад, руа, – отвечал Ричард. – Мы бросать жребий, кто помогать тебе.

– Отлично. – Романелли протер глаза и глубоко вздохнул, пытаясь выбросить из головы шепот, который слышал только что. – Принеси мне жаровню с углями и ланцет, – произнес он наконец. – И мы попробуем вызвать эти духи огня.

– Аво. – Ричард поспешил прочь, бормоча охранительные заклинания, и Ромени снова обернулся к солнцу, которое уже коснулось тьмы. И пока его страж погружался во тьму, слова, что он слышал, все громче звучали в его голове: «Кес ку сехер сер сат, тук кемху а пет…»…Кости твои падут на землю, и не увидеть тебе небес…

Он услышал шаркающие шаги Ричарда за спиной, пожал плечами и, приняв решение, начал нащупывать пальцами вену на левой руке.

Будем надеяться, что они удовольствуются кровью ка, подумал он.

Старик в побитом молью халате по-обезьяньи нахмурил седые брови, когда Дойль отважился наполнить свой маленький стакан дешевым шерри из графина.

– Наливайте, наливайте, милорд, – с кислой улыбкой сказал старик, когда Байрон потянулся за графином во второй раз.

– Да… гм… так о чем это мы? – дребезжащим голосом продолжал он. – Ах, да! Так вот, помимо… э-э… тихих радостей приятного общения, основной целью нашего Братства является, как бы это сказать, искоренение ростков скверны в старой доброй Британии. – Трясущейся рукой он высыпал на тыльную сторону ладони изрядную порцию табака, втянул ее ноздрей, и Дойлю показалось, что старик вот-вот рассыплется от сокрушительного чиха.

Байрон неодобрительно скривился и поболтал остатками шерри в стакане.

– Спасибо! Прошу – апчхи! – прошу прощения, милорд. – Старик вытер слезы носовым платком. Дойль нетерпеливо подался вперед.

– И как именно вы искореняете эту, как вы выразились, скверну, мистер Мосс? – Он огляделся по сторонам: пыльные шторы, гобелены, картины и книги надежно ограждали комнаты Братства Антея от свежего осеннего ветра на улице. Его начинало мутить от запахов свечного воска, шотландской нюхательной смеси и истлевших кожаных переплетов. – А? О, ну, мы… мы пишем письма. В газеты. Мы протестуем… э-э… против смягчения иммиграционных законов, мы выдвигаем предложения касательно… запрета цыганам, неграм и… э-э… ирландцам появляться в крупных городах. И мы печатаем и распространяем… э-э… памфлеты, что, – он бросил неприязненный взгляд на Байрона, – приводит, как вы, должно быть, понимаете, к значительным расходам средств из нашего банка… то есть фонда. И мы спонсируем пьесы морального содержания…