Наталья Резанова - Шестое действие

Она быстро-быстро замотала головой. Возможно, это была нервная дрожь, а не отрицание.

– Должен вам признаться, я не самый прилежный читатель романов капитана Бергамина. Но некоторые из них я прочел, и с большим интересом. Особенно интересно мне стало здесь, в Галвине, когда я увидел, как чудесно преображаются под пером сочинителя простые, даже скучные люди и обычная обстановка. В том числе обстановка дома госпожи Эрмесен. Но ваш брат там никогда не бывал, не так ли?

– Так. – Ее губы едва шевелились.

– Значит, он узнавал о происходящем с ваших слов. Вы ведь очень наблюдательны… и красноречивы, когда хотите. Может быть, в доме мадам Эрмесен происходило нечто, о чем вы брату не рассказывали. Нечто необычное? Настолько, что вы рискнули это записать?

Она молчала, вцепившись в смятые листы.

– Насколько вы в это посвящены, Магдалина? Или вас лучше называть Лауреттой? Возможно, для вас это только игра. Но после того, как капитан сообщил вам о смерти Орана, вы сразу догадались, что он убит. Я не ошибся?

Она снова промолчала.

– Я не делился своими подозрениями ни с кем. И с вашим братом. Но если вам что-то известно, лучше рассказать об этом человеку, который не служит ни полиции, ни Церкви.

Наконец Магдалина подняла глаза, в которых не было слез. И голос ее не дрожал, когда она произнесла:

– Клянусь, ко всему, что я делала, мой брат не имеет отношения.

Словно устрашившись собственной решимости, она развернулась и неуклюже, как делала все, метнулась из комнаты. Бумаги свои притом утащить не забыла. Но книгу, до того прикрытую бумажными листами, со стола сшибла.

Мерсер подобрал с пола шлепнувшийся томик. Это оказался трактат «О подписях и знаках…». Мерсер сунул его в карман и отправился в особняк Орана – разговаривать с пострадавшим священником.

Ничего нового по сравнениию с тем, что рассказал ему управляющий, он не узнал. Отец Тирон полностью пришел в себя после удара по голове (кость оказалась цела – Господь снабдил своего служителя прочным черепом), но был чрезвычайно удручен случившимся. Такого святотатства, как нападение на священнослужителя во время всенощного бдения и ограбление часовни, пусть даже и домовой, в Галвине не случалось даже тогда, когда здесь трудились каторжники. Конечно, в других городах, в других землях, во время войн и смут происходили страшные вещи, но не здесь, не здесь. Мерсеру было знакомо это состояние человека, прекрасно осведомленного о разных ужасах, уверенного, что там, где находится он, ничего подобного произойти не может, и абсолютно выбитого из колеи, когда эта уверенность рушится. Что касается похищенного реликвария, то отец Тирон был осведомлен о его существовании, но на его памяти на всеобщее обозрение в церкви это сокровище никогда не выставлялось, а хранилось под спудом. Только в начале этого года или в конце прошлого Лейланда Орана посетила мысль извлечь реликварий из табернакля. К своему прискорбию, отец Тирон должен был признать, что его покойный покровитель не был особенно благочестивым человеком, хотя, конечно, чтил обряды.

Не успел Мерсер распроститься с пострадавшим патером, как пришел слуга и сообщил, что господин управляющий изволит его дожидаться. Причем дожидался он Мерсера не у себя в конторе, а в малой гостиной, где они встретились впервые. Комната с тех пор изрядно переменилась, словно выцвела, утратив прежний блеск. Кресла и стол из самоцветов затянули чехлами, драгоценные шахматы убрали, свечи погасили. Правда, стоял день, и в окна вливался тусклый свет поздней осени.

– Есть какие-нибудь новости? – спросил Гарб. – Или хотя бы соображения?

– Соображения есть. Но прежде чем я их тебе изложу, обещай не впадать в ярость, как вчера.

– Поскольку за минувшую ночь у нас никого не ограбили и не убили, может, мне это удастся.

– Так вот, возможно, ты был близок к истине, подозревая Филобет Сандер.

– Я же говорил!

– Погоди. Она не могла осуществить свой замысел одна. Да и задумать. То же относится и к Роуэну. Он мог ненавидеть Орана, желать вернуть то, что принадлежало его предкам. Но у него не было доступа в этот особняк. Предположим, он нанял грабителя, проникшего в часовню и похитившего реликварий. Однако этот грабитель обязан был точно знать время, когда охранники будут заняты, а собак со двора уберут.

– К чему ты клонишь?

– Тот яд, который губил Лейланда Орана в течение полугода, по всей вероятности, имел привкус, который заглушали вкусом вина или еды. Особенно если вино или пища с пряностями. Но в последнее время Оран пил только воду, да и в еде, думаю, был умерен. И самочувствие его, как мы слышали, улучшилось. Это не было следствием лечения, как, вероятно, считает мэтр Фебур. Просто его невозможно стало травить, как прежде. Мы не знаем, сколько времени бы продержался на этом свете Оран, он мог бы еще жить. И тогда ему предложили лекарство. Я уже говорил – при большой концентрации лекарство может причинить вред. Филобет Сандер тоже выпила этот настой, но она женщина крепкая, а здоровье Орана было расшатано. Лекарство и стало ядом.

– Ты намекаешь на то, что Филобет Сандер и Роуэн были в сговоре?

– Не только они… Последнее дело – выискивать заговоры, но… И госпожа Сандер, и Роуэн принадлежали к обществу, представители которого именовали его «наш круг». Обычное выражение, скажешь? Но я вспомнил то, что читал этой весной, когда искал сведения… неважно. Это было другое дело. Тогда я и наткнулся на выражение «Гекатина вечеря». Ее соблюдают люди, исполняющие некоторые языческие обряды. Каждое их сообщество – оно именуется «круг» – составляют тринадцать человек, девять женщин и четверо мужчин. Во главе круга обычно двое – король и королева. Тому, кого принимают в круг, дают новое имя, отличное от прежнего… подробностей я не помню, но музыка, танцы, стихотворные заклинания также входят в ритуал, ибо обладают свойствами зачаровывать, подчинять себе людей… А эти… наши друзья… оказались гораздо хитрее бедолаг, которые скрываются от инквизиции по пустошам, старым кладбищам и развалинам церквей. Они свой «круг» не прячут, а выставляют напоказ. Стоило колдовские обряды выдать за салонные игры, литературные развлечения – и можно свободно говорить о магии, не опасаясь, что тебя привлекут к церковному суду.

– И ты утверждаешь, будто все, кто посещает дом мадам Эрмесен, принадлежат к этому тайному обществу?

– Не утверждаю. Хотя бы потому, что их наверняка больше тринадцати. Мне кажется, что среди гостей дома наверняка есть подставные фигуры, не посвященные в истинное значение происходящего. Но тогда возникает вопрос: как отличить их от настоящих членов круга? – Мерсер снова подумал о Магдалине, а потом вспомнил многозначительный обмен репликами между Соримондой и Роуэном о том, кого следует и не следует принимать в их круг.