Сергей Крускоп - Оседлать чародея

– Государь… – начал он, остановившись перед оживившимся царем.

– Ну что, жив? – Влас почему-то не обратил внимания, что его холоп не снизошел до положенного поклона. – Вот и молодец.

– Государь, – с некоторым напором повторил Виан, – не пытайтесь проделать то же самое! Меня спасло нечто, чем ни вы, ни прочие здесь присутствующие не обладают.

– А я и не собирался, – весело ответил царь, заставив парня изумленно умолкнуть. – Ну что, Селиван? – повернулся государь к советнику. – Не удалась твоя попытка? Видишь, какие у меня верные подданные: ты его в кипяток, а он тебя еще и предупреждает.

Селиван стоял белый как полотно; руки его, судорожно вцепившиеся в спинку престола, напоминали лапы хищной птицы. Неожиданно он пришел в себя и, молниеносно выхватив кинжал, приставил острие к шее царя. Сура наконец-то пришла в себя и завизжала, как нормальная женщина. Царь остался, по крайней мере – внешне, совершенно спокоен.

– Что, крысеныш, сдохнуть не мог, как все люди? – прошипел царев советник, обращаясь к Виану. – А если уж не сдох, так держал бы язык за зубами… – Он обернулся к разинувшей бесчисленные рты толпе: – Все видели, что здесь произошло? Колдовство! Чернокнижничество в самом неприглядном виде! И все при попустительстве государя, в чем он сам признался! Может ли колдун и чернокнижник быть истинным царем, посаженным на царство от имени Пастха?

Судя по многоголосому шуму за спиной Виана, на площади происходили интересные события. Бросив туда косой взгляд, парень обнаружил, что храмовая стража времени не теряла, разделив толпу на кучки примерно в соответствии с рангами и сословиями. Особо плотный караул окружил высшее духовенство; вне этого оцепления маячили лишь четыре или пять кесов из числа помощников настоятелей храмов.

– Переворот, самый натуральный, – сообщил конек, появляясь рядом. – А ты молодцом! Я, честно сказать, переживал немного.

Память Виана неожиданно прояснилась. Нет, никакие новые неизведанные знания ему не открылись, но все, что он успел прочитать, теперь всплыло в памяти четко и ясно, без особых усилий. Не глядя ни на конька, ни на взбирающихся на помост храмовых стражников, Виан выпростал руку вперед – и клинок кинжала дернулся и рассыпался пылью.

Селиван посмотрел на оставшуюся рукоять и брезгливо отбросил ее в сторону. Сура наконец-то перестала визжать и поспешно сбежала. Государь же остался невозмутимо сидеть на престоле.

– Стража! – скомандовал он, указывая на Селивана. – Схватить негодяя!

Царев слуга и советник не обратил на эти слова особого внимания. Он обогнул престол и шагнул навстречу Виану.

– Щенок, – зло сообщил он, – в эти игры можно играть и вдвоем. Я собирался сделать все тихо и аккуратно…

– А придется – грязно, при большом скоплении народа и без гарантий, – громко сказал конек.

– Оно еще и разговаривает! – Селиван раздраженным жестом отшвырнул кинувшихся на него стражников, а следующим пассом бросил Виана навзничь так, что тот проехал на спине шагов пять.

– И кто после этого чернокнижник? – проговорил Виан, с трудом поднимаясь.

– А это уже не играет роли, – Селиван изготовился к новому пассу, но тут конек, подкравшись сзади, хорошенько его лягнул.

Вокруг постепенно назревала та неразбериха, что издревле сопутствует любым мятежам и переворотам. Она, впрочем, пока лишь давала первые ростки, ограниченные пределом дворцовой площади и только еще намекающие на великую волну народного негодования, что вскоре пойдет крушить правых и виноватых, под шумок прибирая к рукам все, что плохо лежит. Народ всегда на что-нибудь гневается во время мятежей, это своего рода традиция.

До Виана долетали уже выкрики вроде: «Бей колдовское отродье!», «Долой тирана!», «Не трожь государя!», «И это столпы истинной веры?!» и «А ну, заткните пасти!». На помосте вокруг престола дворцовая стража сцепилась с храмовой, похоже, давно и прочно вставшей на сторону Селивана.

Селиван поднялся, невольно потирая ушибленное место. Смотрел он только на Виана, начисто игнорируя окружающих.

– И ты думаешь, – процедил он, – что сможешь справиться со мной один? Без пяти минут маг…

– Не один, – ответил парень.

Перебирая вдруг так услужливо всплывшие в памяти когда-то читанные заклинания, он вспомнил то, которое сейчас было нужно. Прикрыв глаза, чтобы мельтешение вокруг не отвлекало, парень начал нараспев произносить слова, одновременно делая рукой положенные пассы.

Похоже, Селиван несколько растерялся, хотя, несомненно, узнал произносимое. Прежде чем он вновь сосредоточился, у Виана с кончиков пальцев словно сорвалась тягучая масляная капля и улетела куда-то в пространство.

– Не один, – повторил парень.

– А я тебя узнал, Салив, – произнес высокий, чуть сутуловатый человек с копной седых волос. – Неплохо сохранился! Удивительно, ведь столько лет Прошло, мог бы и состариться.

Справедливости ради надо заметить, что замешательство Селивана было недолгим и он не стал сотрясать воздух пустыми речами, а сразу ударил. Чем – Виан не разглядел и не понял, ибо минуту спустя два мага уже метались по всему помосту, гвоздя друг друга заклятиями, иные из которых оставляли на досках отчетливые дымящиеся следы.

«Ну, теперь только пригибайся, прячься!» С этой мыслью Виан отступил, как оказалось – в сторону кресла, в котором сидела Омелия. Что-то ударило его сзади под колени, а затем, прежде чем парень успел восстановить равновесие и обернуться, само рухнуло на доски помоста. Виан крутанулся на полусогнутых, готовясь отразить неведомую опасность, и увидел, что один из старших кесов рухнул навзничь, а Омелия сосредоточенно дует на пальцы.

– Ты что, тоже?… – начал было Виан, но тут воздух над помостом содрогнулся от какого-то особо внушительного заклятия, уж неизвестно кем пущенного – Селиваном или Лазаро. Виан с Омелией, не сговариваясь, пригнулись и укрылись за массивным креслом. Из этого, пусть и эфемерного, убежища парень смог наконец оглядеться.

Царь куда-то наконец делся, и, с точки зрения Виана, это было правильно, если только его не развеяло в прах рикошетом магического заклятия. Народ на площади, прежде согнанный в кучки храмовой стражей, очнулся и пытался вырваться и из оцепления стражников, и с площади. Народу было много, стражи тоже немало, но все же она значительно уступала в численности зевакам и оказалась не способна сдерживать бурное проявление инстинкта самосохранения. Тем более что среди собравшихся, как обычно, присутствовали, кроме простых смертных, и люди не то ограниченного ума, не то повышенной ретивости, которые с воплем «Наших бьют!» перли и против стражи, и против толпы. Кто именно попадал под определение «наших», оставалось невыясненным.