Терри Гудкайнд - Восьмое правило волшебника, или Голая империя

Хриплое дыхание вырвалось из горла мужчины, когда острый кол проткнул его внутренности. Он все еще был в руках Николаса, боясь пошевелиться, боясь поверить, что это происходит с ним, боясь поверить, что это правда... пытаясь убедить себя, что это не может быть правдой.

Николас обрушился на беднягу всем весом. Его спина была так же пряма, как и доска, к которой были прибиты колья. Лоб мужчины избороздили морщины, он корчился от боли, ноги пытались дотянуться до пола, оказавшегося слишком далеко.

В этот момент Николас проник в его разум, одновременно скрючив пальцы и выскальзывая из собственного тела... проникая в самую суть живого существа, в его разрозненные мысли, чувствуя его боль и ужас... обретая власть над ним. Проникнув в сознание этого мужчины, Николас изъял его суть.

В сплаве разрушающей и созидающей силы, которую сестры обрушили на него, Николас родился новым существом. Он стал тем, кем никто до него не был, – он стал тем, кем его хотели создать.

Сестры дали ему силу, которой не обладала ни одна из них. Они наделили волшебника невообразимой дотоле способностью: способностью проникать в мысли живого человека и забирать его дух.

Он прижал кулаки к животу и вдохнул жизнь и смерть, сердцевину души этого человека. Николас почувствовал легкий жар, когда чужой дух соединился с его. Чародея опьяняло ощущение наполненности чужим духом.

Николас бросил пригвожденное тело и направился к окнам. Голова кружилась от волнующего чувства, что путешествие только начинается и дальше сила его только увеличится.

Он снова притворно зевнул. Зевота Николаса была особенной, разрывая барабанные перепонки воплем, более оглушительным, чем если бы он кричал во весь голос. В глазах поплыли воображаемые картинки. Он с трудом задышал, переносясь в леса, где скрывается его цель.

Волшебник отвернулся от окна и схватил женщину. Она, плача, умоляла его не делать этого.

– Но ведь это ничто, – сказал Николас. – Ничто, по сравнению с тем, что вынес я. Ты даже не представляешь, что я вынес.

Его, обнаженного, положили в центр круга, нарисованного на земле этими отвратительными женщинами, и проткнули колом. Для них он был ничем. Он не был мужчиной, волшебником. Ничем, кроме сырого материала, плотью и кровью, насыщенными даром – как раз тем, что им было нужно, тем, что они искали в предыдущих опытах.

Он обладал способностью, и его долг был в том, чтобы принести эту способность в жертву.

Николас был первым, кто выжил после их опытов, но не потому, что сестры заботились о нем. Нет, не поэтому. Просто они научились избегать прежних ошибок.

– Кричи, моя дорогая. Кричи, сколько хочешь. Это поможет тебе не больше, чем мне.

– Почему?! – кричала женщина. – Почему?!

– О, мне нужен твой дух, чтобы вознестись на крыльях моих друзей. Мы отправимся в удивительное путешествие, ты и я.

– Пожалуйста!.. – стонала женщина. – Великий Создатель, нет!

– О да, великий Создатель, – пробормотал Николас. – Приди и спаси ее, как ты спас меня.

Крики женщины не были услышаны. Как и его. Она даже не знает, насколько несравнимо более сильной была его боль. Но, в отличие от нее, Николас был обречен выжить.

– Ненавижу жить: жить, чтобы ненавидеть, – бормотал он себе под нос. – Смерть принесет тебе славу и наградит.

Чародей бросил женщину на кол и несильно надавил, насадив примерно на шесть дюймов, пока не счел, что глубина достаточна для извлечения необходимых боли и ужаса, но не настолько велика, чтобы проткнуть жизненно важные органы, ведь это сразу же убило бы его жертву. Женщина молотила ногами, отчаянно пытаясь слезть с шеста.

Николаса мало волновали ее крики, ее бесполезные слова. Она думает, что к ней он отнесется по-другому.

Его цель – боль. Их жалобы только доказывают, что он достиг ее.

Николас встал перед женщиной, скрючив пальцы и проскальзывая внутрь самого ее существа. Силой своего разума он вырвал ее дух и тяжело задышал, когда дух скользнул в него.

Теперь, когда темное искусство Николаса заставило души выскользнуть из измученных, умирающих тел, эти люди оставались еще живы, но подземный мир уже звал их. Жизнь больше не владела ими, но и смерть еще не пришла. Пока их дух переносится – они его, и он может использовать их, как ему вздумается.

А Николас еще даже не начинал представлять.

Такой способности, как у него, невозможно научиться. Кроме него, второго такого же в мире еще нет. Волшебник до сих пор изучал свою силу и то, что он может делать с чужими душами. Пока он только на поверхности.

Император Джегань хотел создать нечто подобное себе – сноходца, брата. Того, кто сможет проникать в сознание людей. Он получил гораздо больше, чем предполагал. Николас не просто проникал в мысли других, как Джегань, он мог проскользнуть внутрь человеческой души и похитить ее.

Сестры не могли подумать о таком браке при изменении его способностей.

Николас подбежал к окну и открыл рот, словно собираясь зевнуть. Комната качалась перед его глазами. Он уже наполовину был не здесь. Он уже мог видеть другие места. Великолепные места. Видеть особым новым зрением, с помощью духов, свободных от ограниченных тел.

Чародей навалился на третьего человека, не заботясь, мужчина это или женщина. Без разницы. Душа, заключенная в человеческом теле, была все той же – просто духом.

Николас опустил обреченного на кол, скользнул внутрь и вытянул дух, трясясь от полученной силы. Он снова подбежал к окну, раскрыл рот и завращал головой из стороны в сторону, весь дрожа от шелковистой, скользящей, гладкой истомы... от потери ориентации в пространстве, границ собственного тела, тающих не с помощью его усилий, а благодаря похищенным душам.

Какое великолепное чувство!

Так он представлял себе смерть.

Николас подхватил четвертого кричащего человека, побежал через комнату к четвертому колу и насадил на него жертву.

Он проник в их спутанные мысли, обуянные паникой, и взял то, что можно было взять – их души.

Имея власть над душой, Скользящий получал власть над самим существованием. Он становился для них жизнью и смертью. Он был их спасителем и убийцей.

Во многом он походил на души, которые забирал, не имеющие формы, ненавидящие жизнь в боли и страдании, страшащиеся смерти и так желающие ее.

В нем пульсировали уже четыре духа, и Николас направился к последнему человеку, забившемуся в угол.

– Пожалуйста! – завопил человек, пытаясь вымолить невозможное, пощаду. – Прошу вас, не делайте этого!

Николас подумал, что колья – помеха, они вынуждают его нести людей, как овец, чтобы взять их душу. Да, он все еще обдумывал свои действия и решил, что использование кольев ограничивает его. Придя к такому выводу, он изумился, что такой могущественный волшебник, как он, пользуется таким примитивным средством.