Ольга Кузнецова - Девочка на холме

Очень скоро я заметила, что в строении похожих одна на другую улиц прослеживается определенная закономерность: они идут не параллельно друг другу, а чуть под углом, — так, что, соединяясь вместе, образовывают что-то вроде солнечных лучей, ведущих к единому центру. Я подумала, что это может быть что-то вроде главной площади, где меня, возможно, будут судить и там же пытать, выкачивая из меня волшебную кровь, но, если бы я подняла голову вверх чуть раньше, то поняла бы, насколько сильно я ошибалась.

Это была не просто площадь — это был огромный черный дворец с тысячами башенок и узорчатыми парапетами. Похожие на груши натертые до блеска купола лениво отражали розовое солнце, а парадная лестница была такая широкая и величественная, что я даже засомневалась, пустят ли меня в самый настоящий дворец в таком виде, да еще и босиком.

Хотя в данной ситуации вопрос моей внешности уже вряд ли имел какое-либо значение. Во мне тут всех интересовало нечто совсем другое.

Как я и думала, темный эльф потащил меня прямиком по лестнице, вдоль которой были выложены бархатные ковровые дорожки, которые на ощупь моих усталых ног были даже мягче, чем шелк. Нарог по-прежнему семенил следом за нами с видом покорной собачонки, отчего я снова на мгновение испытала по отношению к нему жалость. В конце концов, в семье не без урода, так что и среди всех этих жестоких и мерзопакостных теней он казался мне в какой-то степени даже симпатичным, хотя, если судить строго по его внешности, таким его назвать было нельзя и выпив чего-нибудь крепкого и головокружительного.

Пока мы поднимались по широким ступенькам (поднимался-то длинноногий эльф, а мне, чтобы поспевать за ним, приходилось перепрыгивать), Альмарин так и не сказал мне ни слова, хотя я ясно чувствовала его постоянное присутствие в моей голове. И мне казалось, он… нервничал. Можно подумать, что из-за меня, а не из-за того, много ли ему заплатят за глупенькую трусливую девчушку.

Длинным узким коридорам дворца с высоченными черными потолками, на которых было изображено звездное небо, казалось, не было конца. А затем путь внезапно прервался и мы остановились перед покрытой позолотой и уже знакомым мне растительным орнаментом высокой дверью из какого-то темного и явно очень редкого дерева.

И едва я успела перевести дыхание, как дверь распахнулась, и моему взору предстал ослепительной красоты тронный зал.

Но каково же было мое удивление, когда я увидела стоящего подле двери и терпеливо меня поджидающего эльфа, чье лицо мне было так до боли знакомо.

— Тед, — выдохнула я, прежде чем почувствовала, как все тело пронзила дикая боль.

Глава девятнадцатая. На краю пропасти

Посреди зала стояла деревянная подставка, на которую был возложен сияющий блеклым светом камень. На вид камень был самым обычным (булыжник — что с него взять?), но все мое тело содрогалось при одном взгляде на волшебный предмет.

"…и только когда чистая кровь коснется священного камня…", — эти слова Альмарина громом прозвучали в моей голове. Только теперь я понимала, что это была вовсе не метафора, да и бурлившая в венах кровь тоже это, кажется, осознавала.

Скорее инстинктивно я бросила полный мольбы взгляд в сторону белокожего эльфа, но тот даже не смотрел в мою сторону, точно меня и вовсе не было. Эта холодность меня невероятно раздражала — особенно если учесть то, что Тед первым, кто открыл для меня Аваллон; он был тем, кто заставил меня поверить в чудо. А теперь этот неподвижный чурбан вообще делал вид, будто мы не знакомы!

Я готова была простить ему то, что он столько скрывал от меня, но простить предательство — нет, это было уже не в моих силах. Почему-то мне казалось, что я уже разучилась прощать.

Королева темных эльфов была такой тощей и маленькой, что я поначалу даже и не заметила ее сидящего на узорчатом деревянном троне тельца. К тому же, кожу и внутренности до сих пор жгло огнем при виде смертоносного камня — тут уж было не до ее величества.

Жиденькие темные волосы королевы были коротко и неровно подстрижены, а во впалых глазницах и щеках чувствовалась усталость. Эльфийка смотрела сквозь меня полупустым взглядом черных глаз и, казалось, даже не замечала моего присутствия. Тоненькие бледные ручки в спасительном жесте обхватывали поручни величественного трона, а обутые в легкие туфли маленькие ножки не доставали даже до пола. Складывалось ощущение, что королева была смертельно больна — об этом кричало все ее тело, каждый тяжелый жест маленьких ручек.

Тогда я подумала, кому из нас двоих сейчас больнее: мне, чья кровь взбунтовалась в присутствии священного камня, или ей — маленькой королеве, сошедшей с ума. Наверное, она уже вообще не чувствовала боли. Эльфийская королева выглядела так, будто ей и вовсе было все равно. А, может, ей действительно было все до лампочки. Единственное, что приходило на ум, это то, что эльфийка была очень и очень стара, хотя по росту и телосложению вовсе выглядела как ребенок.

Королеву обступила целая толпа приближенных эльфов — каждый сверлил меня злостным и жадным взглядом, тогда как взгляд маленькой эльфийки не выражал ничего. Высокие, с черными бездушными глазами и тонкими губами, — все в этих эльфах так и кричало об их жажде власти. Они смотрели на меня как на аппетитнейший кусок мяса, глотая слюнки и едва сдерживая себя, чтобы как по команде не впиться случайно мне в глотку. Глядя в их голодные одинокие глаза, я подумала, не похожи ли эти существа на самых настоящих вампиров, а не на милых эльфах, о которых написано столько сказок и снято столько добрых и трогательных фильмов. Но реальность оказалась не такой уж радужной.

События больше напоминали какой-то дурной сон, и я все пыталась уловить, что же тогда действительно произошло. Была ли я виновата в смерти такого количества народа, в развязавшейся наконец войне, в конце концов? Теперь я уже не знаю. Трудно сказать.

Но я никак не могу найти тот момент в своей памяти, который послужил точкой отсчета.

Отец говорит, ничто не происходит случайно, для всего есть причина. Где же тогда причина того, что всего за несколько дней я из маленькой девочки, как называл меня Тед, превратилась во взрослую девушку с быстрым, как молния, разумом и твердыми, как у камня, чувствами? Что заставило меня измениться? И, главное, когда же все это произошло?

Мой проводник легонько поклонился, а затем, прижав сжатый правый кулак к груди, обратился к королеве сухим голосом. Слов мне было не разобрать, но по одному тону Альмарина я смогла понять, что он не испытывает к своей повелительнице ничего, кроме безграничного уважения. Даже к Нарогу он и то обращался намного мягче, а с больной эльфийской королевой разговаривал вовсе как с пустым местом.