Олег Дивов - Стрельба по тарелкам (сборник)

РУХ: На всеобщее информационное поле.

МИНАКОВ: …И те человеческие взаимоотношения, за которые ты так ратовал здесь, они тоже именно таковы – ситуация с «гостями», да? – потому что существует Солярис. И у тебя за окном не вот этот прекрасный снег, а у тебя там совершенно чужой мир, огромный черный шар, который совершенно для тебя непостижим, но для которого ты – постижим. И он делает с тобой все, что хочет. Он изымает из потаенных уголков твоей памяти образы погубленных тобой людей и тебе их возвращает.

РУХ: Зачем же я людей-то губил?

ПУБЛИКА: Вот и мы спрашиваем!

(Смех, аплодисменты.)

РУХ: Во-первых, скажу… Я думаю, что поймут. Особенно те, о ком хочется, чтобы поняли. Ссылаться на то, о чем уважаемый пан Станислав, царствие ему небесное, писал в предисловии… Какое мне дело до того, что думал пан Станислав о своем романе? Он его уже написал. А стоять и комментировать собственный текст автору – не лучшее занятие. Мнение автора о своем тексте – это всего лишь еще одно мнение. Я думаю, с этим не будет никто спорить.

СЕРГЕЙ ЧЕКМАЕВ: Мнение Руха – это тоже еще одно мнение.

РУХ: Согласен, безусловно, а мнение Чекмаева это совершенно третье мнение, его можно даже не слушать.

(Дружный смех.)

ЧЕКМАЕВ: А мнение Руха лучше не писать.

РУХ: Тебе лучше не читать.

ОЛЕГ ЛАДЫЖЕНСКИЙ (ОЛДИ): Так, разговор скатывается…

РУХ: Все нормально, это нормальная здоровая пикировка.

(Смех, неразборчивые реплики.)

ДИВОВ: Я попрошу не обижать тут православных фантастов… И православных критиков.

АЛЕКСАНДР НАВАРА: Есть такое ощущение, что оба не читали «Солярис»!

(Дружный смех, бурные аплодисменты.)

ДИВОВ: Тем не менее дадим им еще поговорить до перекура, если они хотят.

РУХ: Я, с вашего позволения… Я совершенно согласен при этом и с паном Станиславом, и с паном Игорем в том, что «Солярис» – это роман о границах человеческого познания. Но! Так ли необходим для этого Солярис? Я сразу вспоминаю замечательные советские романы об ученых, во главе с тем, что писал Даниил Гранин, например. Там тоже ученые, которые с риском для жизни упираются в какую-то стену и пытаются ее пробить. И чисто фабульно это на самом деле ровно то же самое. Это вещь о людях, которые стремятся выйти за отведенные им природой границы познания. И для этого Даниилу Гранину не требовалось фантастического допущения. То есть та же самая проблематика решается и вне НФ-антуража. Я подчеркиваю, что любой фантэлемент – это не более, чем антураж.

МИНАКОВ: Принимается.

(Шум в зале.)

ДИВОВ: Саня! Саня! После перерыва, пожалуйста. А то мы сейчас тут все замолчим.

РУХ: Бан в челюсть.

МИНАКОВ: Спасибо уважаемому Аркадию, он нам сейчас очень четко объяснил, что в принципе литература об ученых могла ограничиться Граниным, и зачем уже тогда Лем и Стругацкие…

РУХ: Я этого не говорил.

МИНАКОВ: …марали бумагу.

РУХ: Игорь, не передергивай.

МИНАКОВ: Ты тоже передергивал.

РУХ: Мне можно!

(Смех.)

МИНАКОВ: Кстати, я только воспроизвел реплику из зала, это не мои слова. Конечно, любой, даже реалистический роман об ученых, которые решают некую проблему… Хотя нельзя назвать реалистическим произведение, где рассматривается некая сугубо абстрактная, несуществующая проблема…

РУХ: Игорь, я тебе скажу по секрету, нельзя вообще назвать ни одного полностью реалистичного произведения.

АЛЕКСАНДР КАРНИШИН: Кроме мемуаров, подтвержденных документами.

РУХ: Вот уж нет! Вот уж что фантастично, это мемуары! Особенно подтвержденные документами!

ДИВОВ: Да. Я попросил бы не отвлекаться в этом направлении. А то сейчас все военные историки подскочат…

РУХ: Да-да-да!

ДИВОВ: И начнется… Визг матерный.

МИНАКОВ: Можно сколько угодно говорить, что пан Лем неправ, но дело в том, что для пана Лема эта проблема эпистемологии, она не случайна. Эту проблему в своем творчестве, и не только художественном, он изучал всю жизнь. Имено потому он и строил фантастическую модель Соляриса. Потому что только так он мог это решить. Он не мог решить проблему на земном материале, как ты говоришь. Если бы он мог это сделать, он бы это сделал.

РУХ: Игорь, когда ты говоришь о фантастическом, ты говоришь о некой надстройке на базисе, а не наоборот.

МИНАКОВ: Нет. Я говорю, что фантдопущение – это не надстройка.

РУХ: Это метод, которым он пользуется, чтобы решить задачу.

МИНАКОВ: …Фантдопущение – это то, без чего невозможно построить адекватное фантастическое произведение.

РУХ: Это всего-навсего ме-тод, ме-тод для решения конкретной задачи.

МИНАКОВ: Что значит «метод»?

РУХ: Понимаешь, я ем суп ложкой, потому что вилкой – неудобно! Но это не значит, что вилкой суп менее вкусный!

МИНАКОВ: Вот, допустим. Ты приходишь учиться в автошколу…

РУХ: НЕТ!!!

(Смех в зале.)

МИНАКОВ: …и тебе там говорят: слушайте, да не нужно учиться водить машину. Это всего-навсего метод. И если у вас есть свой метод, а не тот, о котором мы тут рассказываем, можете спокойно применять этот метод…

РУХ: Да, но езжу-то я на машине, а не на «правах»!

(Смех, аплодисменты.)

МИНАКОВ: …только у сотрудников ГАИ к вам могут возникнуть вопросы.

РУХ: Наличие одних только «прав» не означает, что с ними я быстрее дойду пешком, мне надо как минимум купить машину.

МИНАКОВ: Отсутствие «прав» может привести к проблемам.

РУХ: А может и пронести! (Смех, аплодисменты.) Я и говорю, что машина – базис, а «права» – надстройка.

МИНАКОВ: А кто сказал, что фантдопущение это «права»? Это ты сказал!

РУХ: Это ты сказал!

(Дружный хохот, аплодисменты.)

ЛОГИНОВ: Ты сказал: «Я сначала куплю машину, а потом куплю «права»!

(Смех.)

РУХ: Это вы так услышали, потому что вы так привыкли.

ДИВОВ: Ну, по-моему, всё. Это уже похоже на клинч, и мы их разводим. Значит, ребята, по порядку ведения. Мы здесь почти полчаса, значит, если все живы-здоровы, мы можем еще минут десять-пятнадцать поругаться… Или все-таки сначала пойти на перекур, чтобы они остыли?

РУХ: Олег, я прошу паузу.

ДИВОВ: Рух очень просит, чтобы его полотенчиком обмахали.

ПУБЛИКА: А он вернется?

РУХ: Скорее не вернутся все остальные!

ДИВОВ: Давайте действительно сейчас на этом поставим многоточие… И через…

ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Пять минут.

ДИВОВ: Давайте через десять минут…

ЛАДЫЖЕНСКИЙ: Если скажешь – через десять, они придут через пятнадцать.

ДИВОВ: На самом деле пятнадцать и нужно.