Терри Гудкайнд - Машина Пророчеств
Ему даже в голову не приходило то, что нехорошо брать лошадей; его жизнь была в опасности, он просто бежал. Кто мог бы упрекнуть его? Кто-нибудь ждал, что он предпочтет быть разорванным на куски и съеденным заживо, а не украдет двух лошадей, чтобы сбежать? Какой выбор у него был?
Когда стало слишком темно, чтобы видеть что-либо, ему пришлось остановиться на ночлег. Несколько раз он забирался в заброшенные строения, где он мог спрятаться на ночь в безопасности от псов. Затем, утром, ему приходилось убегать перед тем, как собаки узнавали, что он на ногах. Несколько раз он спал на дереве, чтобы быть вне их досягаемости. Псы обычно уставали лаять где-то во тьме внизу и убирались на ночь. Он думал, что, может быть, они сами уходили спать, или охотиться за едой.
В другие разы, когда безопасных мест не было, ему удавалось развести костер. Он прижимался вплотную к нему, готовый схватить горящую ветку и отмахиваться ей от собак, если они подойдут ближе. Однако они не подходили. Они не любили огонь и всегда смотрели издалека. Их головы были наклонены, их глаза светились во тьме, когда они сновали туда-сюда в ожидании утра.
Иногда, когда он просыпался, их не было, и он смел понадеяться, что они наконец устали от этой гонки. Но никогда не проходило много времени до того, как он слышал их лай издалека, ощущал их преследование, и погоня продолжалась.
Он так гнал лошадей, отрываясь от собак, что та, на которой он скакал, пала. Он запряг вторую и оставил первую за собой, надеясь, что собаки удовлетворятся лошадью и оставят его в покое.
Псы, однако, не тронули лошадь. Вместо этого они продолжали идти за ним. Они следовали за ним через горы, через леса, все дальше и дальше, в глубину темных, неосвоенных земель огромных деревьев.
Теперь он начал узнавать мрачный лес, через который проезжал. Он вырос несколькими днями пути севернее, в маленькой деревне у холмов возле притока Каро-Канна.
Он был в этом месте, на этой тропе, раньше, вместе с матерью. Он вспомнил вековые сосны, облеплявшие каменистый слон, как они смыкались над головой, скрывая почти полностью затянутое облаками небо, заливая темнотой и мраком кусты ежевики.
Лошадь поскользнулась, пытаясь найди дорогу на слишком крутом спуске со склона. Лес был слишком густой и вокруг было слишком темно, чтобы разглядеть что там впереди. По этой же причине он не мог видеть далеко по сторонам.
Но ему и не надо было видеть. Он знал, что впереди.
После долгого спуска по теряющейся, петляющей тропе, земля выровнялась, в темном месте, где деревья росли близко друг от друга, а подлесок был очень густым. Через деревья прорывались только редкие отблески света. Заросли кустов и молодые деревца делали практически невозможным выбор дороги, кроме как менее густого места, служащего тропой.
Когда он добрался до каменистого обрыва, лошадь протестующе всхрапнула и отказалась идти дальше. Дальше не было места, безопасного для лошади. Дальше тропа вела свой путь вниз через каскады валунов и уступов.
Генрик спешился и перегнулся через край, созерцая туманную глушь внизу. Он вспомнил, что тропа внизу была узкой, крутой и ненадежной. Лошадь не могла бы нести его дальше. Он обернулся через плечо, ожидая, что псы появятся из-за деревьев в любую секунду. По их рычанию и скулежу он знал, что они опять настигают его.
Он расседлал лошадь, давая ей по крайней мере шанс убежать. Он снял с лошади упряжь и похлопал ее по боку. Лошадь заржала и ускакала обратно туда, откуда они приехали.
Генрик заметил сквозь деревья большую черную собаку, которая вела стаю. Они не погнались за лошадью. Они пришли за ним. Он развернулся и без дальнейших проволочек помчался через край обрыва.
Пусть тропа была слишком крутой и сложной для лошади, с уступами и провалами на наклонной поверхности камня, в одних местах засыпанной щебнем, а в других покрытой голым камнем, он знал, что псам не составит труда преследовать его по узким теснинам. Он знал также, что они, скорее всего, могут лазать по камням быстрее, чем может он. Он не мог терять ни секунды.
Генрик не задавал себе вопроса, куда он направляется, или зачем; говоря по сути, он даже не думал об этом - он просто бежал. С того самого дня, когда он поцарапал Лорда Рала и Мать-Исповедницу и затем убежал, он не был озадачен тем, что он делает и нужно ли ему бежать. Пересекая Равнины Азрита, он даже не пытался узнать, где он бежит. Он просто убегал от собак. Откуда-то, инстинктивно, он знал, что если он изберет другой путь, они настигнут его. В его мозгу было лишь единственное возможное направление для побега, и он избрал его.
Когда он достиг дна, его лицо было покрыто потом и грязью. Он оглядывался назад несколько раз и замечал собаку с короткой коричневой шерстью, ту, которую обычно бежала впереди стаи. И черная, и коричневая собаки, двое вожаков, были мощно сложены, с толстыми шеями. Пенистая слюна свисала, болтаясь, с их челюстей, когда они ворчали, находя его след.
Этого короткого взгляда хватило для того, чтобы Генрик рванул вниз по тропе так быстро, как только мог, съезжая вниз мимо скальных выступов с безрассудно большой скоростью. Кое-где он просто соскальзывал по крутому желобу, полному грязью и щебня, поскольку так было быстрее.
Наконец он слетел с тяжелого пути на более ровную землю, на поляну среди вьюнков и зарослей кустов. Воздух был угнетающе тяжел. Воняло гнильем.
Он мог видеть выступающие из глубокой тени густых зарослей деревья с очень широкими основаниями, которые, казалось, помогали им держать равновесие в мягкой, болотистой почве. То тут, то там на клочках более-менее возвышенной земли росли кедры, однако на участках застоявшейся зловонной воды стояли только широкоствольные деревья. Их искривленные ветви, раскинувшиеся невысоко над водой, обросли клоками лишайника. Кое-где лишайник спускался в воду. В других местах скрученные лианы нависали над водой наподобие балдахина, давая опору меньшим лианам, покрытым фиолетовыми цветами.
Ящерицы выпускали изо ртов обрывки ползучих растений, когда он приближался к ним. Змеи, свисавшие с веток, выпускали языки, наблюдая, как он проходит мимо. Твари под водой лениво отплывали в сторону, оставляя за собой слабую рябь, плещущуюся на залитой водой тропе.
Чем дальше он углублялся в лесную трясину, тем гуще становились заросли кустов и лиан, они сходились с двух сторон, создавая тоннель через путаницу древесных зарослей. Где-то снаружи невидимые птицы испускали резкие крики, разносившиеся над безмолвными клочками воды.
Где-то сзади псы залаяли так, будто были в бешеной ярости от того, что скоро доберутся до него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});