Ольга Романовская - Дама с единорогом

С одиннадцатилетнего возраста к Джоанне сваталось многие, но она отказала всем и публично, то ли в шутку, то ли всерьёз, заявила, что выйдет только за того, кто убьёт дракона. Как известно, в Англии драконы перевелись, поэтому леди предстояло оставаться старой девой до конца своих дней. Или до конца терпения родственников.

Леди Джоанна позаботилась о том, чтобы на столе было вдоволь серебряных солонок с поучительными надписями, и теперь радовалась тому, что девушки пытаются узнать смысл этих надписей у своих спутников. Честно говоря, она и сама не знала, что нацарапано на её солонках, но искренне верила, что это "непременно что-то полезное для души".

Кушанья разносили в закрытых сосудах. Наибольший интерес вызвал чудесный жареный олень под горячим перцовым соусом.

Жанна ела немного, как и положено истинной благородной даме, и не могла дождаться темноты. Давид Гвуиллит, её сосед по столу, похоже, не страдал отсутствием аппетита и расправлялся уже с пятым куриным окороком (блюдом третьей или четвёртой перемены), щедро приправляя его вином.

Мелисса откровенно скучала и лениво откусывала кусочки от своей куриной ножки, изредка посматривая на Жанну.

Заметив, что жонглёры, глотавшие огонь и подражавшие крикам диких животных, больше не веселят гостей, леди Джоанна хлопнула в ладоши, подозвав своего пажа:

— Эдвин, прогоните этих бездарей и позовите акробатов.

Место фокусников заняли трое молодых людей в трико. Один из них, поставив перед собой большой шар, встал на него и, ловко, перебирая ногами, стал кружиться по зале. Его товарищ с разбегу прыгнул ему на плечи и подставил руки третьему. Балансируя на неустойчивом шаре, троица жонглировала деревянными жезлами.

Джоанна таинственно улыбалась, посматривая на кузину, и вдруг, жестом показав, что акробаты свободны, попросила её спеть. Баронесса хотела отказаться, но, призвав гостей к тишине, хозяйка уже объявила:

— Благородные сеньоры и прелестные дамы, сейчас несравненная баронесса Уоршел усладит наш слух песней!

Жанна не хотелось петь, но отказаться она не могла: для исполнения своего плана ей во что бы то ни стало нужно было сохранить хорошие отношения с кузиной. Встав из-за стола, баронесса вышла на середину зала и перекинулась парой слов с приглашёнными музыкантами. Под грустные тягучие звуки виолы она затянула балладу одной француженки о верности презревшему её возлюбленному, некогда заученную со слов подруги:

Зачем пою? Встаёт за песней вслед

Любовный бред,

Томит бесплодный зной

Мечты больной,

Лишь муки умножая.

Удел и так мой зол,

Судьбины произвол

Меня и так извёл…

Нет! Извелась сама я…

Она пела так искренне, что, когда закончила, у многих дам на щеках блестели слёзы.

В зал вошли слуги с водой для мытья рук — обед подошёл к концу. Гости встали из-за стола и разбрелись кто куда. Многие последовали за хозяйкой в соседнюю комнату, где леди Джоанна, словно королева, восседая в кресле наподобие греческого, раздавала на память милые недорогие подарки, вроде кушаков и застёжек. В свою очередь её одаривали изысканными куртуазными комплиментами и страстными обещаниями хранить её подношения до конца жизни.

Девушки, а с ними и Жанна, вышли в сад, где для них был специально накрыт стол со всевозможными фруктами и сладостями. Вдоволь наигравшись в мяч и жмурки, утомившись, надев пелисоны, они чинно расселись вокруг стола.

— Давайте играть в исповедника! — предложила баронесса Гвуиллит. — Здесь так тоскливо, что даже мухи мрут со скуки!

Девушки дружно рассмеялись, хвастаясь друг перед другом белизной зубов. Те же, чьи зубы не могли служить предметом гордости, довольствовались скептическими ухмылками: им волей-неволей приходилось играть роль благоразумных серьёзных девиц.

Мелисса поправила выбившиеся из-под шапеля волосы и велела поставить во главе стола кресло без спинки, а остальным сесть на небольшом отдалении. Девушка раскраснелась; глаза её лихорадочно блестели:

— Осталось только выбрать исповедника — и можно начинать!

— А зачем выбирать? — хохотнула одна из девиц. — Никто лучше баронессы Гвуиллит его не сыграет. Она ведь знает толк в исповедях.

— О чём это Вы? — нахмурилась баронесса. Глаза её стали чернее угля, брови недовольно взлетели вверх. Девушки притихли, словно цикады перед грозой, и, испуганно переглядываясь, искоса бросали взгляды на рассерженную валлийку.

Не дожидаясь едкого ответа, а то и чего похуже, виновница бури в стакане воды промямлила:

— Просто я думала…

— Вам вредно думать, милейшая Шарлота. — Лицо баронессы Гвуиллит приняло прежнее выражение. — Шли бы танцевать! Сэр Гейшби ждёт не дождётся того момента, когда можно будет в очередной раз оттоптать Вам подол платья.

Шарлота насупилась и ушла в палату. Жанне показалось, что она готова заплакать с досады.

— Всегда не могла терпеть эту дуру! — в сердцах пробормотала Мелисса.

Об игре забыли; девушки собрались в кружок и принялись обсуждать возлюбленных. Каждая пыталась убедить собравшихся, что её избранник доблестью и добродетелями в сотни раз превосходит других.

Жанна слушала их в пол уха и ещё раз перебирала в голове обстоятельства будущего свидания с баннеретом. Она так давно его не видела… Изменился ли он? Любит ли её, или уже другая…

— Где Вы витаете, баронесса? — лукаво спросила Мелисса. — Уж не мечтаете ли Вы о свадьбе с графом Норинстаном?

Баронесса Уоршел покраснела и пробормотала:

— Вовсе нет.

— Так это и есть та самая баронесса, в которую влюблён знаменитый граф? — зашептались девушки. — Счастливая!

— Ах, какой он милашка! — баронесса Гвуиллит мечтательно закатила глаза. — Богатый, красивый, знатный, любезный. Я бы всё отдала за один его поцелуй!

Её восторг от "милашки-графа" разделили многие. Все они завидовали баронессе Уоршел. И почему он выбрал её, она ведь ничем не лучше них. Ну, хорошенькая, ну, умная, — правда, это ещё с какой стороны посмотреть — но денег-то у них не меньше! Каждая мысленно примеривала на себя почётное звание невесты Норинстана и находила, что ей бы оно подошло гораздо больше, чем Жанне Уоршел.

— Одна моя родственница рассказывала, что он был на свадьбе Ллевелина, — прервала затянувшееся неудобное молчание Мелисса. — Так она и думать ни о чём другом не могла, кроме того, чтобы танцевать с ним. А муж-то у неё ревнивец! Так она его не побоялась и целый вечер строила графу глазки. И добилась-таки своего!

— Но, — она лукаво улыбнулась, — никто не смог так крепко привязать его к себе, как баронесса Уоршел. Он готов часами сидеть и слушать, как она поёт. Да это и не удивительно — голос у неё чудесный!