Глен Кук - Десять поверженных. Первая Летопись Черной Гвардии: Пенталогия

— Ого.

Мне не составило труда отыскать глазами крест, установленный недалеко от командного пункта Несущего Шторм.

— Ну и что?

— Это твой приятель, оборотень.

— Мой?

— Наш!

На лице у него появилось злорадное выражение.

— Конец долгой истории, Каркун. И неплохой конец. Кто бы ни убил Том-Тома, я жил только для того, чтобы увидеть его страшный конец.

— Да-а.

Слева от нас Ворон с Душечкой следили за продвижением повстанцев. Их пальцы непрерывно двигались. Они были слишком далеко, чтобы можно было понять, о чём они говорят. Это как подслушивать разговор на языке, с которым имеешь лишь поверхностное знакомство. Гу-гу-гу.

— Что это так гложет Ворона с недавних пор?

— О чём ты?

— Он не желает иметь дела ни с кем, кроме Душечки. Даже возле Капитана больше не ошивается. Не играл в карты с тех пор, как мы взяли Трещину с Наёмником. И становится угрюмым всякий раз, когда пытаешься развеселить Душечку. Что-нибудь случилось, пока нас не было?

Одноглазый пожал плечами.

— Я был с тобой, Каркун. Помнишь? Никто ничего не говорит, но теперь и ты замечаешь, да-а, он странно себя ведёт, — он хихикнул. — Для Ворона странно.

Я наблюдал за приготовлениями повстанцев. В их действиях сквозила какая-то дезорганизованность. Но даже несмотря на ужасы ночи, они закончили закапывать два дальних рва. В результате их усилий на ближнем из этих рвов появилось полдюжины новых переходов.

Количество людей у нас на втором и третьем уровнях уменьшилось. Я спросил почему.

— Леди послала толпу вниз, на первый уровень. Особенно с самого верха.

В основном из отряда Ловца Душ, понял я. Его подразделение выглядело совсем слабо.

— Сегодня они прорвут оборону.

Одноглазый пожал плечами.

— Если будут биться так же упорно, как и раньше. Но их запал уже прошёл. Они поняли, что совладать с нами не так-то просто. Мы заставили их призадуматься и вспомнить об этом старом привидении в Башне. Она ещё не выходила. Может быть, она заволновалась.

Я подозреваю, что это было скорее из-за огромных потерь Круга, чем из-за растущего беспокойства среди солдат. Командная организация повстанцев должна была превратиться в хаос. Любая армия дрогнет, если никто не знает, кто стоит у руля.

Тем не менее через четыре часа после восхода они начали умирать за своё дело. Наша передовая линия укрепилась. Несущего Шторм и Дробящего Кости заменили Ревун и Безлицый. На втором уровне остался Ночная Ящерица.

Сражение происходило по привычной схеме. Орда бросалась под лавину стрел, перебегая мосты, и укрывалась за бревенчатыми щитами, чтобы потом хлынуть на нашу линию обороны. Они шли нескончаемым потоком. Тысячи падали, даже не достигнув своего врага. Многие новички, не участвовавшие в сражениях, откатывались назад и брели, помогая иногда своим раненым товарищам. А чаще просто убегали от разящих стрел. Их офицеры ничего не могли поделать.

Поэтому наша оборона держалась дольше и решительнее, чем я предполагал. Однако разница в численности и накопившаяся усталость всё-таки дали себя знать. Возникли прорывы. Войска неприятеля достигли стены. Поверженные организовывали контратаки, большинство из которых не достигали желаемого результата. То здесь, то там солдаты, потерявшие решительность, пытались спасаться бегством, карабкаясь на второй уровень. Ночная Ящерица расставил вдоль края стены людей, которые отбрасывали дезертиров назад. Сопротивление врагу усилилось.

Но повстанцы почуяли запах победы. У них появился энтузиазм.

Башни и лестницы двинулись вперёд. Они шли тяжело и неуклюже, по нескольку ярдов в минуту. Одна башня завалилась, упав на плохо утрамбованный грунт, которым засыпали дальний ров. Она раздавила лестницу и несколько десятков человек. Остальные сооружения приближались. Охрана нацелила на них самые тяжёлые орудия, которые начали метать зажигательные снаряды.

Вспыхнула одна башня, затем другая. Тяжёлая лестница на колёсах остановилась, объятая пламенем. Но все остальные непрерывно катились вперёд, достигнув уже второго рва.

Лёгкие баллисты тоже перенесли на них свой яростный огонь, накрыв тысячи людей, которые волокли эти сооружения.

Ближний ров повстанцы тоже продолжали зарывать и утрамбовывать, погибая под стрелами наших лучников. Я не мог не восхищаться ими. Это был очень храбрый противник.

Звезда повстанцев восходила. Они преодолели недавнюю слабость и стали свирепы, как прежде. Жалкие остатки наших отрядов нижнего уровня охватило смятение. Люди Ночной Ящерицы, рассеянные вдоль стены, чтобы предотвращать бегство наших солдат, теперь сражались с повстанцами, которые карабкались на стену. В одном месте противнику удалось вытащить из неё несколько брёвен. Они пытались соорудить проход на первую террасу.

День клонился к вечеру, но у повстанцев ещё было несколько светлых часов. Меня начало потряхивать.

Одноглазый, которого я не видел с тех пор, как всё это началось, опять оказался рядом.

— Весть из Башни, — сказал он. — Прошлой ночью они потеряли шестерых из Круга. Значит, их там осталось где-то только восемь. Вероятно, из тех, кто был в Круге, когда мы впервые пришли на север, уже никого не осталось.

— Не удивительно, что они начали так вяло.

Он смотрел вниз, на сражение.

— Ничего хорошего, да?

— Не то слово.

— Наверное, поэтому Она и собралась выйти.

Я повернулся к нему.

— Да. Она идёт, — добавил Одноглазый. — Собственной персоной.

Холодно. Так холодно, так холодно. Не знаю почему. Я услышал крик Капитана. Лейтенант, Леденец, Элмо, Ворон и бог знает кто ещё вопили нам, чтобы мы заняли свои места. Время, когда можно было держаться за задницу, кончилось. Я побежал к своему госпиталю, который представлял из себя несколько палаток, поставленных с тыльной стороны пирамиды. К сожалению, он оказался с подветренной стороны от отхожего места.

— Проверка, — сказал я Одноглазому. — Посмотри, чтобы всё было готово.

Леди выехала верхом, показавшись у лестницы, которая поднимается на пирамиду почти от самого выхода из Башни. Она ехала на лошади специально выведенной породы. Горячая по нраву лошадь была к тому же огромных размеров. Её лоснящиеся бока наводили на мысль о художниках, в чьём представлении такая лошадь — само совершенство. Одеяние Леди было изысканно — красная и золотая парча, белые шарфы, золотые и серебряные украшения и несколько чёрных деталей. Она была похожа на богатую даму, которую можно встретить в Опале. Её волосы были чернее ночи. Длинными локонами они спадали из-под изящной, украшенной кружевами и белыми страусиными перьями треугольной шляпы. Леди выглядела самое большее на двадцать лет. Там, где она проезжала, её окружала полная тишина. От изумления у всех раскрывались рты. Но выражения страха я не заметил ни у кого.