Дмитрий Емец - Лестница в Эдем
Не произнося больше никаких речей, он перехватил меч для добивающего укола, неторопливо вскинул руки и…
Меф не успел даже подумать «конец», или «я умираю», или чего-нибудь подобного. Все было буднично и нелепо. Он лежал и хихикал, снизу вверх разглядывая Гопзия, который отсюда казался огромным.
Буслаев так и не понял, что над ним пронеслось. Это повторилось трижды. Первые два раза почти одновременно, а в третий после небольшой паузы. Уже после первого мелькания Гопзий странно дернулся, и тяжесть сапога, вдавливающего Мефа в песок, перестала ощущаться.
Ничему не удивляясь, Меф приподнялся и сел. Он сидел и хихикал, дергаясь от смеха, как от икоты, и пытаясь сообразить, куда подевался Гопзий. Голова все еще дико кружилась от удара. Кроме того, Буслаева начинало подташнивать.
В теперешнем полунормальном состоянии Мефа ему померещилось, что Гопзий пошел за кефиром. За каким кефиром? Почему за кефиром? Такая вот игра сознания.
– Эй! Ты где? А кефир? – начал Буслаев и тут внезапно увидел сапог Гопзия.
Увидел одновременно с тем, как помраченное сознание сумело воспроизвести и осмыслить то, что произошло несколько мгновений назад. Впервые Меф осознал в полной мере, какое неумолимое оружие тяжелое метательное копье, посланное резкой и подготовленной рукой.
После копья Таамаг, ударившего его в грудь, каблуки сапог Гопзия проволоклись по песку сантиметров семьдесят. Бросок был такой силы, что из спины вышел не только наконечник, но и примерно еще полпальца древка.
Гопзий покрылся мелкой сетью трещин, а зрачки стали пустыми, белыми и твердыми. Одежда окаменела и покрылась мелкими пепельными чешуйками, как отслаивающаяся штукатурка на стене. В груди торчало отполированное множеством прикосновений древко, примерно до половины покрытое изморозью.
Все это заняло не больше трех четвертей секунды. Когда же они миновали, Гопзию в шею вошло копье Радулги. Если у копья Таамаг главной доминантой была мощь, то удар копья Радулги напоминал стремительный, хотя и чуть запоздавший, укол шилом. Серую, с белыми глазами статую мгновенно охватило пламя – алое, ровное, без длинных языков и потрескивания. Пламя это пожирало камень с легкостью, в которую невозможно было поверить. Страшный жар огня Меф ощущал даже в двух шагах.
Без копья Фулоны, примчавшегося треть мгновения спустя после копья Радулги, если разобраться, легко можно было бы обойтись, но все же оно принеслось, обратив охваченную огнем фигуру в совершенное ничто. Обычно ничто подразумевает хотя бы пепел, однако сейчас не было даже и его. Лишь, звякнув, свалилась на землю и быстро, как змея, корчась, поползла куда-то цепь дарха.
Кто-то из темных стражей поспешно наступил на дарх и, будто невзначай наклонившись, сунул в карман. Через секунду дарха со всеми его эйдосами словно и не было. Хоть ищи, хоть обыскивай – ничего не найдешь. Только честные глазки будут мигать на тебя со всех сторон. «Что упало – то пропало», – закон, возникший не на пустом месте.
Дарх исчез бесследно, опустевшая же цепь таинственно оказалась подброшенной на прежнее место. Вор не желал рисковать.
Первым в полной мере осознал то, что произошло, быстроглазенький. Тотализаторщики всегда соображают быстро, особенно когда рискуют потерять деньги.
– Обман! – заверещал он. – Обман! Валькирии убили Гопзия! Нарушение! Бейте их!
Темная масса стражей, изумленно затихшая было на несколько мгновений, пришла в движение и волной двинулась на валькирий. Строгий четырехугольник зрителей сломался.
Понимая, что, если ничего не предпринять, схватка неминуема, Фулона поспешно подскочила и, схватив цепь, подняла ее.
– Обман! Вот смотрите! – крикнула она, двумя пальцами срывая с цепи зуб.
Зуб этот она показала сперва Арею, а затем, вытянув руку, Прасковье, сбежавшей с помоста. Арей вгляделся в то, что сжимали пальцы валькирии, и нахмурился.
– Вот собака! Я же говорю: не в медовухе тут было дело! – пробурчал он, с гневом разглядывая единственно уцелевшую подошву от сапога Гопзия.
Несмотря ни на что, темная и светлая волны продолжали медленно сближаться. Ирка, стоявшая рядом с Бэтлой, вскинула копье, выискивая глазами цель. Ей было очевидно, что если где-то на линии волны соприкоснутся, общей схватки не миновать.
Дафна выхватила флейту, прикрывая Эссиорха и Корнелия, которые за локти уже оттягивали Мефа поближе к линии светлых. Сам герой, хотя упорно и пытался вызвать отвоеванный меч, был сейчас не в том состоянии, чтобы им грамотно воспользоваться. Он хоть и пытался демонстрировать воинственность, был так слаб, что у него отнял бы сабельку полуторогодовалый младенец.
Ромасюсик повизгивал и метался, пытаясь передать приказ Прасковьи, однако к Ромасюсику прислушивались не больше, чем к мухе, которая пытается сесть на микрофон после окончания концерта. Некий потный и краснолицый тартарианец, поставивший на Гопзия полсотни эйдосов, небрежным толчком в грудь сшиб Ромасюсика с ног.
– Требую мой выигрыш! Буслаев валялся, и его хотели добить! Остальное меня не волнует! – рявкнул он.
Крик его был поддержан множеством других, сходных, с той только разницей, что ставившие деньги на Мефа платить отказывались и в свою очередь требовали свой выигрыш.
– Мерзость какая! Глотки друг другу за десяток эйдосов перегрызть готовы. Не думала, что стражи мрака сами искушаются пороками, которые выпускают в мир, – презрительно сказала Хола.
Подмосковная валькирия Гелата, стоявшая рядом с занесенным для броска копьем, коротко оглянулась на нее:
– Ты еще скажи, что на ликероводочных заводах работают исключительно трезвенники, а кассирам неинтересно получать зарплату, потому что держать деньги в руках им на работе надоело!
Массивный клинок Арея, до того направленный на валькирий, опустился, на несколько секунд замер вертикально, после чего, описав полукруг, нацелился в грудь тотализаторщику.
– Тихо! Все высказываются по очереди! Кто там больше всех выступал? Давай ты! – рявкнул он.
Быстроглазенький поступил мудро. Достав из кармана узкие треснутые очочки, он водрузил их на переносицу, деловито посмотрел на меч Арея и заявил, что уступает трибуну следующему оратору.
– Я просто пытался довести до вашего сознания мысль, что убивать Гопзия валькириям было необязательно. Факт нарушения правил честного боя надо было сперва доказать в установленном порядке, – добавил он, виляя голосом, как пес хвостом.
Подхлестываемый кнутом воли Прасковьи, Ромасюсик вновь робко попытался что-то вякнуть и получил несколько адресных пинков. Шоколадный юноша ябедливо скользнул между двух охранников и, размазывая по лицу шоколадные слезы, жалобно уставился на хозяйку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});