Василий Горъ - Нелюдь

Мэй…

Глава 37. Баронесса Мэйнария д'Атерн

Шестой день четвертой десятины третьего лиственя.

— Вот эти кружева — из Рагнара… Эти — из Тиррена… Эти — из самой Картарии… Вот это связано крючком, это — спицами, это — шито иглой… — громыхая крышками сундучков, распинался мэтр Лаун. — А здесь у меня хранится самое дорогое — подушечное кружево из Белогорья! Посмотрите, какое чудо, ваша милость!

Я отлипла от оконного стекла и, стараясь не морщиться, посмотрела на это самое «чудо». Мельком. И, успев разглядеть только то, что оно белое, перевела взгляд на портного:

— Ты — мастер. Шей, как считаешь нужным. А я оценю результат…

Мэтр сдержал рвущийся наружу вздох и поклонился:

— Как скажете, ваша милость!

Потом покосился на окно и добавил:

— Да не волнуйтесь вы так: стражников на улицах в два раза больше, чем прохожих! Он скоро вернется…

Я закусила губу, пожала плечами и снова повернулась к окну. Мгновенно забыв про Чернобородого и его кружева…

… За те несколько мгновений, которые я потратила на разговор, народу на улице стало еще больше: от лавки мэтра Лауна до высоченного забора, за которым прятался вход в шляпную лавку, колыхалось сплошное море людских голов.

Черные, всех оттенков коричневого, желтые, рыжие, пепельно-серые и даже седые, они жили своей жизнью: одни куда-то спешили, двигаясь вдоль по улице почти по прямой. Другие выписывали замысловатые зигзаги, то ускоряясь, то замирая на месте. Третьи метались туда-сюда. Так, как будто не могли определиться с тем, куда им надо.

Мужчин, возвышающихся над остальными, было сравнительно немного. А с черными и при этом коротко стрижеными волосами — ни одного.

Я прижалась лбом к стеклу и вытаращила глаза, чтобы удержать наворачивающиеся слезы: Кром не мог задержаться просто так. Значит, с ним что-то случилось. Что-то очень нехорошее…

«Спаси и сохрани…» — мысленно взмолилась я и… закусила губу: просить Вседержителя приглядеть за слугой Двуликого было глупостью, а обращаться с той же просьбой к Богу-Отступнику, при этом веруя в Бога-Отца — безумием. Впрочем, еще через полчаса ожидания я изменила свое мнение на противоположное: страх за Крома стал таким сильным, что я принялась молиться обоим Богам сразу. Даже не задумываясь, чем может обернуться такое святотатство.

Видимо, истовые мольбы сделали свое дело, так как в какой-то момент из подворотни между двумя сапожными мастерскими вынырнул знакомый силуэт. И, распихивая мешающихся прохожих, побежал по направлению к лавке!

«Слава вам, э-э-э… Всемилостивейшие!!!» — мысленно завопила я и метнулась к входной двери.

Увы, недостаточно быстро — невесть как почувствовав мое движение, один из громил мэтра Лауна сорвался с места и, оказавшись перед ней раньше меня, заслонил ее своей спиной:

— Простите, ваша милость, но я вынужден попросить вас не покидать лавку до возвращения вашего спутника: он возложил на нас ответственность за ваше здоровье и жизнь!

— Мой спутник уже вернулся! — воскликнула я. — Я видела его из окна!!!

— Я этому рад! Очень! Однако убедительно прошу вас дождаться, пока он зайдет…

По сути, эта фраза была ультиматумом. Высказанным простолюдином дворянке. Поэтому я побледнела от бешенства, шагнула вперед и тут же забыла и про громилу, и про нанесенное мне оскорбление: дверь распахнулась, и за плечами охранника мэтра Лауна возникло лицо Крома.

В животе неприятно екнуло, а спину просквозило холодком: на лбу, носу и подбородке Меченого чернели подсохшие капельки крови!

— Ты цел? — перепуганно воскликнула я и, проскользнув под рукой замешкавшегося громилы, принялась ощупывать нагрудник, пахнущий свежей кровью.

— У вас все в порядке? — одновременно со мной выдохнул Бездушный и, услышав мой вопрос, покраснел!

Его реакция на мои слова меня не зацепила — я металась вокруг него и тщательно изучала состояние одежды и брони.

Через некоторое время, убедившись, что он не получил ни царапины, я облегченно перевела дух и… изо всех сил стукнула его кулаком в живот. Вернее, в нагрудник. И чуть не вывихнула себе запястье:

— Ты… ты…

Сказать, что я его ненавижу, я не смогла: это было неправдой. Что чуть не умерла со страху — тоже: застеснялась. Что никогда не отпущу его от себя — просто не повернулся язык: я слишком хорошо знала, что через несколько дней расстанусь с ним навсегда.

А он, словно почувствовав, все то, что творилось в моей душе, виновато опустил взгляд и… извинился:

— Простите, ваша милость! Я не хотел, чтобы вы переживали…

— Ладно, на этот раз прощаю… — шмыгнув носом, буркнула я. Потом повернулась к мэтру Лауну, ошалело глядящему на нас, и холодно поинтересовалась: — У вас есть место, где мой спутник смог бы умыться и привести себя в порядок?

— Конечно есть, ваша милость! — затараторил портной. — Не извольте беспокоиться!

— Тогда проводите его, пожалуйста…

… Кром вернулся ко мне минут через двадцать. Умытый, с мокрыми волосами и во влажной одежде. Придирчиво осмотрев его еще раз, я убедилась, что на нем не осталось ни капельки чужой крови, и вспомнила про стоимость заказанного платья.

Услышав названную мною сумму, Кром нисколько не удивился — молча снял с плеча котомку, достал из нее семь полновесных золотых монет и аккуратно положил на прилавок.

Зато удивился мэтр Лаун — видимо, ему еще не приходилось видеть черного, не только таскающего с собой такие деньги, но и расстающегося с ними настолько спокойно.

— Ваша милость, как я и обещал, платье будет готово завтра к полудню… — пересчитав деньги невесть который раз пообещал он. И сложился в поясном поклоне.

— Хорошо… — ответила я, повернулась к нему спиной и вышла в предупредительно распахнутую дверь…

… Кром пер по улице, как кабан по зарослям камыша — те, кто узнавал в нем Бездушного, разбегались сами, те, кто нет — разлетались в разные стороны. И присоединялись к хору тех, кто находил в себе мужество высказать свое отношение к Богу-Отступнику и его слугам.

Меченый не обращал на их шепот и проклятья никакого внимания. Видимо потому, что был занят: оберегал меня от столкновений, от изредка мелькающих в толпе резаков, предупреждал о неровностях дороги, лужах и кучках мусора и… одновременно слушал. Все то, что я несу: когда я рассказывала о фасоне заказанного платья, он — мужчина (!) — спрашивал, что значит то или иное слово. И, кажется, даже пытался представить. Когда я перечисляла выбранные ткани — интересовался их видом и цветом. А когда я посетовала на то, что так и не разглядела выбранные портным кружева — предложил вернуться.