Карина Демина - Наша светлость

Но дедушка говорил, что ашшарцы очень обидчивые и мстительные.

— Ай, Шихар, вот поэтому ваши женщины мужчин боятся. Красивые, но холодные, как рыбы…

Тисса теплая. Она тайком руку потрогала. Определенно теплая.

— Так что вместе почитаете.

Он подмигнул Тиссе и рассмеялся, громко и не обидно. И Тисса почти совсем успокоилась. До тех пор, пока не обнаружилось, что тан решил устроить ужин по ашшарскому обычаю. И стола в комнате не было, зато имелся ковер из гладкого шелка, расчерченный квадратами, а в каждом квадрате стояло серебряное блюдо. И есть полагалось руками… а сидеть на подушках. Тан и вовсе лег, голову Тиссе на колени пристроив.

— Собственник, — сказал Аль-Хайрам и снова рассмеялся.

Он вообще смеялся легко и много, ничуть не боясь проявлять излишнюю веселость.

— Кто бы говорил. Ашшарцы женщин в… доме запирают. Строят специальный, где только женщины и живут. И дети еще. Мужчинам, кроме мужа, туда хода нет. А если случается женщине выйти из этого дома, то она должна надеть особую одежду и лицо закрыть.

— Только близким родичам и друзьям можно жену показать. — Аль-Хайрам зачерпнул из тарелки что-то бело-красное и, скатав шарик, отправил в рот. — Бывает, правда, что друзей после такого становится меньше… не вози жену в Ашшар. Украдут.

Он сам стал рассказывать про Ашшар. Про пустыню, где песок белый и тонкий, как снег. Днем он раскаляется, а ночью замерзает. В нем прячутся змеи и скорпионы, а также песчаные блохи, чей укус вызывает бешенство. Человек теряет разум и видит вокруг чудовищ, которых пытается сокрушить… и если человека привязать и держать три по три дня, то он вернется в разум. Но беда в том, что укушенные обретают невиданную силу. Их проще убить, чем связать.

Аль-Хайрам знает, о чем говорит. Его тоже кусала блоха, он был молодым и неопытным, а Шихар — молодым и сильным. Он остановил Аль-Хайрама. А тан возразил, что остановила лопата, ему же только и надо было, что держать покрепче. И смеялись уже оба.

Даже мальчишка, устроившийся за спиной ашшарца, и тот улыбался. Он был очень тихим и незаметным. И наверное, так надо… все тут знают, как надо, кроме Тиссы.

Она же, как ни старалась, не могла не смотреть на золотые зубы ашшарца, тем более что передние и камушками украшены были.

Как только держатся?

И главное, зачем? Разве удобно есть такими зубами?

Но если Аль-Хайрам и испытывал неудобство, то виду не показывал. Он все говорил и говорил. Про то, что должен Шихару за тот случай жизнь. И потом еще одну, потому что когда Аль-Хайрам крал первую жену, то нукеры прежнего ее мужа — нехороший человек, жестокий и старый, зачем такому красивая жена? — схватили Аль-Хайрама. И быть бы ему мертвым, когда б…

— Ешь. — Тану все-таки надоело лежать, и он сел, скрестив ноги.

…а Шихар — это такой зверь, который в горах водится. Большой зверь. Хитрый. Шкура у него белая, а глаза синие, как камень фируза. И многие хотели бы шкуру добыть, но зверь верткий и зубы большие. Когти так и вовсе — каждый с кинжал.

Тан поставил на колено блюдо с длинными хлебцами и десятком крохотных, едва ли больше наперстка, мисочек. Тан разломил хлебец пополам — внутри он оказался полым — зачерпнул из одной мисочки, затем из другой и протянул Тиссе.

— Не руками, — сказал он.

А как? О нет! Чтобы Тисса еще раз согласилась на его предложение… на любое его предложение…

— Не упрямься, ребенок. Так принято.

И что Тиссе оставалось делать? Было вкусно. Хлеб хрустящий, солоноватый, а начинка и сладкая, и кислая тоже. И еще немного фруктовая… а тан протягивал вторую половину. Острую.

— Запей. Вот умница.

Чашки были без ручек и какие-то округлые, гладкие, как галька, а главное, что Тиссе опять же пришлось пить не самой.

Тану определенно нравится выставлять ее в глупом виде.

— Я же обещал, что буду тебя кормить. — И смотрит еще прямо в глаза. Были бы одни, Тисса нашлась бы, что ему сказать. Но не при госте же…

А тот словно и не видел ничего предосудительного, продолжая говорить.

…о Красных островах, что выросли на берегах вулканов. Там делают вино из морских ягод, которое на вид как деготь, но, однажды попробовав, уже не сможешь пить другие вина. Поэтому Аль-Хайрам пробовать отказался. Он ведь разумный человек.

…о земле Кшитай, где земли заливают водой, потому что только в воде растет орех, которым кормятся все. Он кислый, но очень сытный, и одного зерна хватает, чтобы человек неделю не хотел есть. Но Аль-Хайрам думает, что это глупо. Еда ведь приносит удовольствие, а разве разумный человек будет отказываться от удовольствий?

…о стране Мунд, известной своими шелками. Ткани делают из коконов особой бабочки, и нить изначально столь тонка, что лишь очень нежные пальцы способны ее распутать. Поэтому шелковниц в раннем детстве ослепляют и лишают слуха. Так их руки обретают удивительную чувствительность…

— А вы почему не едите? — шепотом спросила Тисса.

Вот и надо было ей любопытничать?

— Самому не принято. А ты не кормишь.

Смеется? Тогда почему Аль-Хайрам сам ест… или потому, что он гость? И без жены. А у тана Тисса есть. И получается, что она поступает неправильно.

Ашшарец это видит.

И потому будет над таном смеяться. Или, что еще хуже, уважать перестанет.

— Если вы хотите…

— Хочу.

Не следовало и надеяться, что тан ответит отказом. Он отставил блюдо и взял другое, по виду ничем не отличающееся от первого.

— Там женская еда, — пояснил он. — Она не такая острая. Держишь?

Блюдо было тяжелым, но в то же время удобным. И дальше как? Разломить пополам… а внутрь? Выбор огромен и непонятен. Что-то красное, по виду похоже на мясо. И зеленое. И еще желтое, комковатое. Тан определенно не собирается помогать. Наблюдает с явным интересом.

Ладно, в конце концов, не Тиссе это есть.

Красное и белое неплохо сочетаются по цвету. Или лучше желтое?

А если три и сразу?

Останавливать ее не собирались. И пережевывал тан тщательно, с задумчивым видом, только из глаз почему-то слезы текли.

— На, — Аль-Хайрам протянул Тиссе пиалу. — Пусть запьет, а то…

Выпил одним глотком, и пришлось доливать еще. Раза четыре.

— И как? — заботливо поинтересовался Аль-Хайрам.

А тан только рукой махнул, похоже, говорить он пока не мог. Тисса несколько опасалась того момента, когда дар речи все-таки к нему вернется.

Но она же не специально!

— Женская любовь что огонь. — Ашшарец подал другой кувшин, с длинным узким горлышком, которое ко всему изгибалось, словно шея цапли. Тисса чудом умудрилась наполнить чашку, не разлив ни капли. — Слабый огонь не согреет. А с сильным не каждый справится.