Степан Кулик - Витязь в медвежьей шкуре

— Эй, Седой! — третий голос принадлежал мужчине постарше. — Чекан не дурит. Дымком-то попахивает. Неужто не чувствуешь?

— Да… Теперь чувствую…

В избе опять что-то загромыхало, и дверь пошатнулась от крепкого пинка, но подпора из цельной оглобли выдержала. Вторая попытка закончилась с прежним результатом.

— Нас заперли!

— Кому там нечем заняться? Вот скажу своему господину… — новая голова показалась в окне. Она тоже, вопреки ожиданию, принадлежала довольно молодому парню. Правда, с седой прядью в темных волосах, остриженных «под горшок». — Ты кто такой?

Потом парень заметил Фридриха и, кажется, начал что-то понимать. Во взгляде его появилась тоска, и он беспокойно зашнырял по сторонам.

— Сколько вас? — я спрашивал нарочито небрежно, максимально изображая скуку.

— Шестеро…

— У вас есть пара минут, чтоб по одному выставить в окно руки. Всех, кто даст себя связать, мои люди вытащат наружу. Кто останется — сгорит вместе с избой. Объясни это всем, а чтобы вам быстрее думалось, вот… — я опять ткнул факелом в сторону окна, а когда Седой отпрянул, забросил огонь внутрь.

Голоса внутри избы забубнили достаточно громко, но совершенно неразборчиво.

— Я устал ждать… — мне даже голос напрягать не пришлось, все же стоял у самого окна. — Второй факел!

— Эй-эй! Не надо поджигать… — Седой опять высунулся наружу. — Жизнь сохранить обещаете?

— Да.

— Я вас не знаю. Поклянитесь?

— Ну ты, вылупок! — Фридрих возмутился таким неуважением к моему сиятельству. — Я тебя…

— Брось, Лис. Сам же говорил: сперва дело. Его знаешь? — я указал мародеру на капитана наемников.

— Знаю.

— Его слова будет достаточно?

— Вполне.

— Фридрих, сделай одолжение…

— Как прикажете, ваше сиятельство.

— Сиятельство? — ошарашенно пробормотал Седой, мотнул головой и поспешно выставил руки. — Вяжите. Всецело отдаю себя вашей воле.

Работая в автономном режиме, мы с Лисом примерно за час зачистили еще семь изб, вытащив из них на свет божий в общей численности тридцать восемь мародеров. Всех пленных, сопровождая пинками и зуботычинами, стражники сводили на выгон и передавали в руки добровольцев Озара, который в этом походе заменял Носача. Своего нового сотника, как он ни порывался вместе с нами, я, по совету все того же Круглея, оставил в замке. На всякий случай…

Пленников связывали попарно и… затыкали рты. Последнее проделывали скорее из дотошности, чем по надобности. Имея тот перевес сил, что у нас образовался, можно было дальше особенно и не беречься. Мародеров в еще не проверенных избах оставалось не больше полутора-двух десятков, а у нас — никто даже руку не оцарапал. Да и надоела мне эта возня.

Трудно объяснить, но с восходом солнца что-то неуловимо изменилось. И если в предрассветном полумраке наши действия были вполне уместны и разумны, то теперь, перед ликом бестрепетно взирающего на землю небесного светила, все виделось иначе. Больше не было убежденности в том, что поступки мои правильные и угодны тем силам, которые человек только ощущает иногда душой, но умом постичь не в состоянии.

— Ну что, Лис? — не снижая голоса, я позвал капитана наемников. — Может, хватить играться? Пора господ рыцарей будить?

— Зачем?

Похоже, Фридрих, в отличие от меня, не маялся никакими угрызениями совести и искренне не понимал: зачем что-то менять, когда все и так отлично?

— Хочу посмотреть им в глаза.

— Так мы никому глаза не завязываем… — капитан наверняка пожал плечами, только под кирасой это было незаметно.

— Ты не понял. Тошно мне. Надоело этих героев, как баранов из кошары, вытаскивать. Хочу, чтоб хоть один за оружие схватился…

— Вот ты о чем, — Фридрих кивнул. — Понимаю. Мне всего двадцать было, когда впервые с компанией в разграблении захваченного города участвовал. Потом неделю, если не больше, на каждом привале ручей искал. Все никак отмыть руки не мог. Ваше сиятельство, а если б мы с вами волков затравили, вы бы тоже хотели с вожаком сразиться?

— Сравнил — зверей и людей…

— А-а-а, — хмыкнул капитан. — Тут ты прав, Степан. Волки заслуживают большего уважения. Не понимаешь? Ну тогда пошли. Думаю, уже можно. А вы продолжайте, парни! — он махнул своим ветеранам. — Не маленькие, справитесь…

Я сразу догадался, куда Лис меня тащит. Как и догадывался, что увижу в том амбаре…

Нижайший поклон режиссерам Голливуда. Только благодаря их «творчеству» я не сомлел и не выблевал собственные кишки. Фридрих был прав — звери гораздо лучше.

— Поджигай все!..

— Тихо, тихо… — Рыжий Лис крепко обнял меня. — Не торопись. Сперва всех повяжем, а после отделим агнцев от козлищ. И воздадим каждому по деяниям его, прости Господи… — Я впервые увидел, как Фридрих перекрестился. Как и положено католику — слева направо. — Я помню, ты велел прощать врагов своих. И мы за всех них помолимся и всех простим… потом.

Пока мы согласовывали свои деяния с так некстати проснувшейся совестью, ландскнехты выманили мародеров еще из трех домов. Оставались только два пятистенка в самом центре деревни.

— Как зовут главного среди рыцарей? — я остановил пленника из последней партии.

— Шевалье Ротенброт.

— В какой избе он спит?

— Вон в той… — пленник кивнул в сторону левого пятистенка.

— А остальные рыцари где?

— Вместе с ними.

— А шляхтичи?

— В соседнем доме… Ваше сиятельство, помилуйте… — пленник попытался упасть на колени, но стражники крепко держали его за руки. — Я никого не убивал… Я же поляк. Мы хотели помешать, но германцев больше. Не справиться…

— Не скули, — один из стражников ткнул пленника кулаком под ребро. — Хоть умри достойно.

— Нет! Не убивайте! Девой Марией клянусь! Наши господа даже перессорились. Вы сами у них спросите. Это все германцы… Они как звери от крови взбесились.

— Разберемся… — я подал знак, и пленника увели к остальным.

— Похоже, не врет… — задумчиво произнес Лис.

— Думаешь?

— Да. Готов его словам поверить. Видишь ли, Степан, я больше года знал ляхов. Не скажу, что они пример доблести и благородства — шельмы еще те, и по отдельности, и все вместе, но все же воины, а не палачи. Запытать пленного до смерти не побрезгуют, и говорить не о чем. Но детей в куски рубить — это вряд ли. Характер не тот. Смахнуть голову-другую саблей под горячую руку — запросто, а хладнокровно издеваться — нет, не смогут.

— Посмотрим…

Я остановился примерно на равном расстоянии от обоих пятистенков и громко крикнул: