Анна Гаврилова - Беспокойное счастье, или Секреты маленького дракона

— Астрёныш? — позвал герцог Кернский, а я улыбнулась шире. Стараясь именно идти, а не танцевать, добралась до стола и замерла, встав чётко напротив их светлости.

Я молчала целую секунду прежде чем глубоко вздохнуть и выпалить:

— А сказать прямо ты не мог?

Дантос недоумённо, но как-то очень тепло, нахмурился и поднялся, дабы обогнуть стол и подойти вплотную.

Потом встречный вопрос задал:

— Сказать о чём?

Я… нет, не растерялась. И не поверила! Но толика сомнения в мысли всё-таки закралась, поэтому…

— Хочешь сказать, что это не ты подсунул мне огурцы?

— Какие ещё огурцы? — вновь нахмурился блондинчик.

Ну а я, конечно, пояснила:

— Какие-какие… солёные! Вкусные! Совершенно волшебные!

Вот теперь драконья сущность изволила-таки проявиться и сообщить — мой визави недоумевает всерьёз. А в следующий миг я услышала:

— Причём тут…

Всё. Дантос осёкся и замер. Посмотрел очень внимательно и спросил внезапно охрипшим голосом:

— Малышка, это то, о чём я подумал?

М-м-м… То есть он действительно не знал? То есть он…

Несмотря на присутствие в Керне большого количества метаморфов, подозрений в неверности не возникло. Дантос стремительно шагнул навстречу и, бережно притянув за талию, зарылся носом в мои волосы.

— Астрёныш, пожалуйста, скажи, что ты не шутишь.

Я, конечно, сказала. И тут же услышала тихий, исполненный невероятного счастья стон!

Последние сомнения в осведомлённости моего коварного мужчины рассыпались в пыль, и я почему-то разулыбалась. А насладившись моментом, прошептала искренне:

— Я думала, ты знаешь. Думала, что это вообще… твоих рук дело.

— Рук? — весело хмыкнул Дантос, а я, осознав, что ляпнула, дико смутилась.

Оттолкнула герцога, чтобы иметь возможность смотреть в глаза и, невзирая на смущение, пояснила:

— Я подумала, что это твоя древняя магия. Я решила, что всё из-за неё.

Ответ прозвучал не сразу и был несколько неожиданным:

— Я действительно обращался к древней магии, но знаешь, есть основания считать, что дело всё-таки не в ней. Помнишь, Вернон говорил, что ты больше не метаморф?

Я, разумеется, помнила. Более того, сама буквально только что об этом размышляла.

— Так вот, в плане потомства, оборотни с людьми вполне совместимы, — продолжил блондинчик. — Я специально, по нескольким книгам проверял.

Место смущения заняла хмурая растерянность, а вопрос вырвался сам:

— И как давно ты об этой совместимости знаешь?

— Давно. Я в тот же день в библиотеку заглянул. Но тебе не сказал, чтобы не обнадёживать. А то мало ли… Там же про обычных оборотней, а ты у нас дракон.

Захотелось укусить или хотя бы наступить на ногу, но я сдержалась. Вместо этого другой, новый вопрос задала:

— Но к древней магии ты тоже обращался. То есть что-то подобное она может?

И хотя распространяться о свойствах нового дара герцог Кернский не любил, но здесь и сейчас признался:

— Может, малышка. — И после паузы: — Она может всё.

Та-ак…

Не знаю, что такого особенного случилось в этот миг с моим лицом, но блондинчик рассмеялся. Потом заявил:

— Хорошо, Астрёныш. Хорошо, я скажу! Только обещай, что Вернону этот секрет не выдашь. Мне не жалко, но пока Вернон является сотрудником управления магического надзора, он находится под присягой и уж о чём, а об использовании магии докладывать обязан. А это знание, попади оно в неправильные руки, может оказаться гораздо опаснее, нежели знание о существовании одарённых метаморфов.

Я решительно кивнула и добавила уже вслух:

— Обещаю.

И тут же услышала…

— Секрет этой магии в том, что обладатель дара обращается напрямую к мирозданию. Именно оно, мироздание, позволяет совершать настолько невероятные вещи. Именно его сила позволяет клятвам, данным однажды, существовать вечно. Она же заставляет людей говорить чистую правду. Эта сила может абсолютно всё! Но не терпит грязных помыслов и корысти.

Уф…

— Именно об этом писал Мирис в той записке? — уточнила я.

— Нет. Мирис написал проще. Он написал: тебе подвластна сила мироздания, ты можешь всё!

Я улыбнулась, а Дантос вновь притянул близко-близко и зарылся носом в мои волосы. Но почти сразу отстранился и отошел, дабы дёрнуть за шнурок, висящий на стене, подле стола.

Буквально через минуту в библиотеке появился невероятно важный Жакар. Он приблизился, учтиво поклонился, и получил вполне логичное распоряжение:

— Немедленно пошли кого-нибудь за устроителем торжеств, за господином Ригисом.

— Слушаюсь, ваша светлость, — отвешивая новый поклон, отозвался слуга.

Потом толстопузый распрямился и, пользуясь хорошим к нему отношением, уставился вопросительно. И таки услышал пояснения предельно довольного Дана:

— Леди Астрид созрела для свадьбы.

Тихого «ну наконец-то!» я предпочла не услышать. Просто стояла и улыбалась глупее не придумаешь! И искренне радовалась тому, что к свадьбе всё, считай, готово. Из забот — только приглашения оформить и отослать.

А ещё вспоминала давнишний сон о том, как мы с их светлостью предстаём перед служителями храма, и думала — кажется, он действительно был вещим. Ведь мои родители и Юдисса на свадьбу точно успеют, платье получилось точь-в-точь как во сне, а ещё у нас теперь есть то ощущение особенного, прямо-таки нереального счастья. У нас есть…

Додумать я не смогла. Просто вспомнила вдруг с чего это утро началось и стремительно направилась к двери. Да, я по-прежнему выглядела неприлично, но при этом точно знала: если сейчас же не съем солёный огурец — умру!

Ну и ещё кое-что — очень хотелось выяснить, кому пришла гениальная идея подсунуть мне сегодня утром это кушанье. Узнать, чтобы сказать спасибо и выписать совершенно заслуженную премию…

Эпилог

О том, что ребёнок не один, о том, что их двое, я узнала уже после того, как отгремели все свадебные торжества — драконья сущность была убеждена, что я перепугаюсь, поэтому и сообщила новость с запозданием.

И я действительно слегка струхнула, и даже мой бесстрашный идеальный герцог дрогнул, но куда деваться? Ведь тут, как ни крути, вариант действия лишь один — рожать. Ну вот и… родила.

Наш сын, Дастис, проявил себя истинным мужчиной — решительным и нетерпеливым. Он родился первым, чтобы тут же огласить мир громким, бодрым плачем.

Его сестра, Анарис, появилась спустя несколько минут и тоже заголосила. Только как-то совсем по-девчачьи — громко, но жалобно, временами срываясь на писк.

Это было так восхитительно, так волшебно, что допущенный в спальню Дантос в какой-то момент побледнел и схватился за стеночку. Но через минуту уже тянул руки, требуя возможности приобщиться к прекрасному. Потрогать и поцеловать.