Татьяна Каменская - Эртэ

— Подождите, подождите, уважаемая э-э-э-э…

— Бабушка Ягуся! — услужливо подсказала старушка, застенчиво прикрывая платочком рот, но тут-же ахнув, вновь взвыла, отчего огромный черный кот, что безмятежно спал на печке, взвился испуганно, выгнул спину, ощетинился, и, издав душераздирающий вопль, рванулся к открытому окну, и исчез за ним, ухнув с разбегу в синюю траву.

— Бедолага! — взмахнула горестно рукой баба Яга. — От старости и младости одни убытки! В крапиву упал! Кот молодой, бестолковый, к людям ещё не привык. Все люди из окрестных деревень в города подались, никого в округе и на сто вёрст не сыщешь, глядишь, и запах людской позабудешь. Это мне сорока на хвосте весть секретную принесла, мол, дохтор в лесу объявился. Пришлось это посчитать как подношение, а взятка- дело святое, не трону я сороку в ближайшее время…

— Неужели и в сказке существует коррупция и взятка? — поёжился доктор.

— Ха, милок! Ты как не с мира сего! А как без них, прожить-то? Никак! Даже в сказке. Да ты себе голову не дури-то, чужими проблемами. Тебе ничего не дают, и похвально, живи спокойно. Пусть переживают те, кто берёт. Правда меня это не касается. Кащею всё равно, какая я, он всё спит, Горынич сгинул без следа, а про людей и забыть пора. Вот и кот, забоялся вас. А ведь наказывала, не спи, гостей встречай! Хотя лентяй он отменный, каких ещё поискать! Мышей категорически не ловит. Антеллигент облезлый! Хотя когда ему? Весь в делах. Днём спит, по ночам блудит. Одним словом, непутёвый… — кивнула головой старушка в сторону сбежавшего кота, но тут-же вновь скривилась и схватилась за щеку.

— Ой! Ойё-ёй! Силушек моих нетути-и-и, помоги сердешный…помоги, добром тебе отплачу-у… — выла старушка, горестно покачивая головой, а в голове доктора роились мысли и видения одно хлеще другого, и всё это касалось сказок. Вот и такая сказка есть, "отплачу добром", обещала известная всем старушка, а сама свою жертву в печь, или в котёл…

— Эк, добрый молодец, какой ты нерешительный. Неужто не видишь, старушка зубом мается, помощи от тебя ждёт, а ты всё думу думаешь. Последний зуб у старушки разболелся, три ночи не спит, три ночи на посту не стоит, тебя доктора выжидала, к себе заманивала, а ты всё думаешь…

Опять говорящий кот? Хотя здесь всё возможно, даже избушка на живых куриных ножках. Но видимо куры здесь давно изничтожены, как и все пернатые… А кот довольно безобразен. Черный как сажа, тощий и облезлый. Вот только глаза у него странные, черные, продолговатые, огнём горят как уголья… Уж очень знакомые глаза. И когда он появился в избушке? Ведь сиганул в крапиву так, что сизая пыльца столбом поднялась…

— Ну доктор, так ты поможешь бабуле? — деловито щурится кот. — Старушка мается…

— Ну, если надо, я помогу! — пробормотал доктор, и растерянно развёл руки. — Вот только я насчёт зубов не спец…

— Спец, не спец, а бабуле помочь нужно. — вздохнул кот. — Видишь, старушка на стенки полезла от боли. К тому же я уже инструмент приготовил…

— Доктор Апрель, помоги бабуле, а она добром тебе отплатит… — неужели это Далв пищит таким жалобным голоском. Неужто, тоже сказок начитался?

Огромные щипцы для выдергивания гвоздей, стамеска и молоток — хороший набор для строителя дома, но не для зубного врача. Хотя доктор Апрель вполне справился со своей новой профессией, если не считать, что он впервые в жизни проводит такую операцию. Да и бабуля молодец, сначала взвыла от боли, а как зуб оказался у неё на ладони, чуть ли не запела от радости. После удаления зуба больная отправилась спать на русскую печь, а черный облезлый кот кормил на кухне незваных гостей жирным, наваристым борщом.

— С чего борщок? — подозрительно уставился в тарелку доктор, словно не замечая, как

Далв в это время лихо работая ложкой, с аппетитом уписывая подозрительное варево.

— Воробьёв последних изловил. Всё, больше никого не осталось! — кот сердито громыхнул крышкой казанка, и от чугуна пошел низкий протяжный гул. — Я скоро сам тут от голода да тоски помру, ни работы тебе, ни заработка. Поля, травой дикой заросли, мыши в бега подались, в города, да в крупные сёла, за людьми, а мне что тут делать? В глухомани этой? Я молодой, энергии много, а толку! Никакого престижу. Лежу трутнем, и ведь привыкать стал, ничего не делать. Крыльцо сломано, лень починить. Огород зарос травой, ну и что? Кому он нужен. Я травой не питаюсь. Да и дождей не дождёшься, а с речки воды не натаскаешься! Бабе Ягусе и того хуже. Я ладно, мышь заблудшую где изловлю, где воробья на суп, а она… Ступу свою она уже раз пятнадцать закладывала в ломбард, и столько же выкупала. Деньги как вода, уходят на топливо для ступы, так что без моей заботы, да моих воробьёв, пропадёт она тут совсем, помрёт от голода, или от холода, или от болезни какой. И ведь обидно, что приработка у старушки никакого не стало, гонорары прекратили платить за сказки, взрослые своим детям эти книги не читают, а дети сказки не слушают, родных героев своих, и недругов, совсем не знают, на примерах дурных учатся, запоминают их, да сами потом и творят. А хорошее… А хорошее неинтересно стало, всё к дурному детей тянет, всё к дурному…

Сергей Викторович удивленно слушал черного облезлого кота. А ведь он в чем-то прав… Хорошо, что Далв словно не слышит кота, лихо, работая ложкой. Вкусный супец.

Кот тоже присел за стол и, взяв в руки расписную деревянную ложку, горестно вздохнул:

— А мы тут в лесу сказочном совсем зачахли. И баба Ягуся права. Царь Кощей от немощи, собственные кости не в силах таскать, лежит на лавке в хате нетопленой, небеленой, немытой, и ждёт своей смерти. А докторов тут нет никаких. Да и не хочет он их видеть. Только чего за Кощея бояться. Смерть- то его бают, на конце иглы, а игла в яйце, а яйцо продано за гроши, и тоже заложено — перезаложено в ломбарде. И выкупить он его не в состоянии. Бедственное положение у нас в лесах дремучих. А замок его сказочный, без ремонта совсем обветшал, однажды чуть не придавил бедолагу, а ремонт бешеных бабок требует…

— А бешеные бабки кусаются? — Далв напряжённо смотрит на кота, да так серьёзно, что доктору Апрелю хочется громко рассмеяться в ответ на всю ту чушь, что несёт кот.

" А то как-же, смерть свою Кощей в ломбард заложил, баба Яга с голоду помирает, а царевна Несмеяна за сутки три ведра слёз наплакивает…"

— …а тридцать три богатыря в сетях порочного волшебства запутались, и распутаться не могут. От такого срама они самым отвратительным образом повели себя. — продолжал кот, словно не замечая, как скептически смотрит на него доктор. — Ещё больше коллективные оргии стали устраивать, а потом также коллективно в грехах каются… Самобичеванием занялись. Иной раз даже их жалко, да и страшно, думаешь, чего придумывают люди, лишь бы их пожалели. Но зря они не станут каяться. Пороки держат крепко. Только из моря молодцы выйти настроятся, якобы пора на службу…, а тут их бац, и назад, сети заколдованные тянут…Ноги не держат, волна сбивает богатырей… Срамота! Эх, и сколько раз им ультиматум ставила Ягуся, на дела добрые со свежей головой ходить…